Николь устроила мешанину из хлеба и клубничного варенья; ее руки были измазаны по локоть. Джейн занялась дочерью. Она чувствовала, что граф наблюдает за ними. Николь счастливо бормотала что-то, потом принялась колотить по своему столику.
– Красный, красный! – кричала она.
– Чего она хочет? – спросил Чед сморщившись.
– Ты должна кушать, а не играть! – увещевала малышку Джейн, стряхивая последние крошки с платья Николь и намазывая для нее вареньем новый кусок булки. – Ну-ка!
– Папа, можно мне выйти? – спросил Чед вставая. Граф мягко улыбнулся.
– Да.
Чед бросился было к двери, но граф вернул его. Чед весело обнял отца и опять направился к выходу.
– Чед! А как насчет Джейн?
Чед засмеялся, подбежал к Джейн, поцеловал ее и удрал.
– Учись хорошенько! – крикнула ему вслед Джейн. Николь разинула рот и со смаком откусила кусок булки с вареньем.
– У нее недурной аппетит, – заметил граф. Джейн быстро глянула на него и тут же отвела глаза.
– Как и у ее отца.
За этим последовало молчание. Джейн вдруг покраснела, подумав, что у отца девочки не только на еду аппетит хорош. Но и на женщин тоже.
Граф вертел в руках «Таймс», то и дело поглядывая на Джейн. А она старательно наполнила свою тарелку, хотя ей совсем не хотелось есть. Краем глаза она следила за его крупными, сильными руками, отчетливо вспоминая их прикосновение. Она пыталась думать об изменах графа, но ей никак не удавалось рассердиться на Ника.
– Можно? – спросила она, показывая на газету.
– Разумеется, – ответил граф, протягивая ей «Таймс». И тут же принялся наливать себе новую чашку кофе; потом, спохватившись, наполнил чашку Джейн. – Извини. – Его щеки чуть заметно порозовели.
– Все в порядке, – застенчиво откликнулась она, тронутая его заботой.
Их взгляды снова встретились, и они долго молча смотрели друг на друга. Граф отвел глаза первым.
Джейн понемножку отщипывала кусочек за кусочком от гренка, запивая его кофе и перелистывала «Тайме». Она так остро ощущала присутствие мужа, что новости не занимали ее внимания. Но вдруг ей на глаза попался крупный наглый заголовок, и Джейн задохнулась.
«ПАДШИЙ АНГЕЛ!»
Статья сопровождалась двумя иллюстрациями, изображавшими Джейн и графа. Джейн просмотрела страницу и убедилась, что репортер вызнал все подробности их с Ником знакомства и подал их в самом грязном виде. В статье говорилось, что Джейн была подопечной графа, что она – мать его годовалой незаконнорожденной дочери, что они недавно поженились, что он продолжает встречаться со своими любовницами, а менеджер Джейн является ее «близким другом».
– Что такое? – резко спросил граф.
– Посмотри! – воскликнула бледная, потрясенная Джейн. – Ты только посмотри на это!
Граф взял протянутую ему газету и стал читать. И тут же помрачнел.
– Вчера вечером они накинулись на меня с отвратительными вопросами насчет тебя, меня и Николь, они пытались расспрашивать о прошлом! – яростно заговорила Джейн. – И то же самое было накануне! Пьеса уже потеряла популярность, но в последние дни зал был полон! Но все они пришли не ради спектакля! Они явились поглазеть на Падшего Ангела! Я больше не актриса – я чудище из паноптикума!
– Мне очень жаль, – хрипло произнес граф. – Видит Бог, мне очень жаль!
Она повернулась к нему, не в силах скрыть гнев и разочарование.
– Как ты мог! – закричала она вставая. – Как ты мог вчера повезти Николь в парк?! Как ты мог это сделать?!
– Джейн, она моя дочь!
– Ты мог хотя бы предупредить меня! Мы бы придумали что-нибудь! Ты что, сделал это нарочно?
– Николь – моя дочь. И какого черта таить ее от всего мира? Если я хочу гулять с ней, я буду это делать!
– Мне не пережить этот скандал! Моя карьера! Я погибла!
Граф тоже встал:
– Ну и что ты предлагаешь? Прятаться? Как ты пряталась от меня?
– Да! – закричала Джейн, окончательно утратив способность рассуждать здраво. – Да! Если тебе наплевать на то, что ты унижаешь меня. – Тут она на мгновение вспомнила об Амелии. – Если тебе наплевать на меня, так, по крайней мере, пожалей собственную дочь!
– Именно о Николь я и думаю! – заорал в ответ граф. – И черт меня побери, если я не добьюсь для нее приличного места в свете! Именно это меня и беспокоит, можешь поверить!
– Да, конечно, – с горечью сказала Джейн. – Ты можешь думать только о Николь… но не обо мне.
– Николь моя дочь. И я имею право представить ее всем.
– И при этом погубить меня! Но ведь это тебя ничуть не беспокоит, верно? И никогда не беспокоило!
Граф замер.
– Все это утихнет. Им это надоест.
– Утихнет. – мрачно повторила она. – Тебе легко говорить. Не твоя карьера погублена!
Он вздрогнул.
– Джейн, думай, прежде чем говорить.
Джейн опомнилась. Ведь графу гораздо больше досталось от репортеров, чем ей, гораздо больше. В конце концов, он был ее опекуном. И его могут обвинить, и не шутя обвинить, в совращении подопечной, невинной беззащитной девицы.
– Мне не следовало жениться на тебе. Черт побери, я сделал это из эгоизма, я хотел заполучить Николь, я просто не в состоянии был думать!
Джейн его слова причинили жестокую боль. Он ведь признался, что ему нужна была только дочь. Но Джейн видела и то, что граф отчаянно винит себя во всем… и внезапно она пожалела о сказанном, о брошенных ему обвинениях, несмотря на то, что сама она была ему не нужна без дочери. Джейн подумала о том, каково жилось графу в последние шесть лет – в обстановке постоянного скандала, окружающего его имя… в душевной темноте и одиночестве. Она поспешно подошла к нему.
– Это я эгоистка. Прости меня. Я с этим справлюсь. Ты прав. Все утихнет.
Он обернулся и насмешливо посмотрел на нее:
– Что такое? Ты подобрела?
Она внимательно посмотрела на него. Ей хотелось дотронуться до мужа, обнять его.
А в его глазах вспыхнул гнев.
– Не смей меня жалеть!
– Я и не жалею.
Но было уже поздно. Он в ярости выбежал из столовой, и грохот захлопнувшейся двери прокатился по всему дому, как раскат грома.
Глава 41
Граф собирался уходить.
Оглядев себя в зеркале, он поправил черный галстук и белоснежную рубашку под жилетом из серебряной парчи. Потом надел фрак. Прошло два дня с тех пор, как разразился скандал, и три дня после того, как он занимался любовью со своей женой. Они оба намеренно избегали друг друга – и виделись лишь случайно, в коридорах, холодно кивая при встрече. После их ссоры Джейн не спускалась к завтраку.
Ему бы следовало радоваться этому, но он не мог. Он злился, он даже был подавлен.
У графа были свои источники информации, и потому он знал, что театр «Критерион» был набит битком каждый вечер со дня его женитьбы на Джейн. Джейн была права, когда говорила, что все эти люди приходят просто посмотреть на нее – на Падшего Ангела, полюбоваться на жену Властелина Тьмы, мать прижитой от него девочки. Знал он и о том, что в адрес Джейн постоянно раздаются неприятные выкрики из зала – в основном после того, как опускается занавес, но как-то раз такое случилось и во время представления. Репортеры все так же гонялись за ней, раз уж им не добраться было до самого графа.
Граф хотел помочь ей, но не представлял, как это сделать.
Он с отвращением уставился на свое отражение. Стоило Джейн выйти за него, как он увлек ее за собой прямиком в ад. Она стала его женой – и все его несчастья тут же свалились на нее. Если бы он мог предвидеть такое, он ни за что не женился бы на ней, даже ради Николь, потому что ему невыносимо было видеть ее страдания и то, как стойко она их переносит. Он-то плевать хотел на скандалы и остракизм, но Джейн была слишком хрупкой, несмотря на всю ее храбрость. И она была такой доброй и хорошей. Она не заслужила такой судьбы.
Сильнее всего графа мучила мысль, что Джейн страдает из-за него.
Он тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Когда он проходил по коридору, его шаги невольно замедлились при звуках смеха Чеда. Смех звучал в гостиной Джейн. Потом граф услышал и ее голос, но не мог разобрать слов. Граф остановился у слегка приоткрытой двери.