Он долго шел, давно потеряв счет времени. Коридор разросся, его своды ушли в высоту, стены раздались в стороны. Откуда-то снизу неприятно дохнуло холодом. Здесь властвовало полное безветрие и вода. Много воды. Она была на полу, скапливалась в нишах, превращалась в небольшие озера с черной мутью. Началась череда холодных, однообразных, похожих друг на друга неуклюжих залов. Некромант полагал, что если спуститься еще ниже – на стенах выступит иней. Глубина не слишком велика, этим пещерам далеко до гробниц Аль-Джагуула,[27] зарытых в пески Великой пустыни, но на севере земля не прогревается даже летом.
То и дело в стенах появлялись ответвления, предлагающие путнику заглянуть в новый коридор или зал. В каждом из них мог затаиться враг, но колдун предпочел держаться главной дороги и не лезть в узкие лазы, рискуя шеей. Он был уверен, что лич знает о его присутствии, и рано или поздно они найдут друг друга. Весь вопрос в том, кто первым это сделает.
От ответа на него зависело многое, ибо некромант понимал, что вряд ли случится длинный поединок. Бой не будет напоминать сражение на мечах. Здесь требуется не меч, а кинжал. И бить им лучше всего – в спину.
Сдисец поравнялся с летящим откуда-то сверху ревущим водным потоком. Миновал его. Подземные залы вновь изменились. Вода осталась позади, и пещеры теперь напоминали ячейки сот плотоядных шершней, а, быть может, сырные дыры. Стало настолько холодно, что если бы тело некроманта не оказалось подготовлено к этому, оно бы тряслось так, что стучали зубы. Здесь повелевала зимняя стужа, и будь у сдисца факел – миллионы кристалликов льда на стенах искрились бы, словно миллионы звезд на черной обивке Сахаль-Нефульского неба. Ноги то и дело скользили – каменный пол покрывала невидимая, но весьма ощутимая ледяная корка.
Гафур отрешился от холода. Забыл о нем. Перестал быть живым человеком из крови и плоти. Стал точно таким же, как враг. Холодным. Неосязаемым. Мертвым. Даже пар не вырывался из его рта и ноздрей, а сердце билось столь медленно и слабо, что любой мог принять колдуна за оживший труп или за бесплотного призрака.
На пути оказался один из немногих в этой части пещер перекрестков, но колдун проигнорировал его и, прислушавшись, наверное, в тысячный раз, двинулся дальше. Вперед. Только вперед. Он остановился, когда оказался в низком, очень широком зале с плоским каменным потолком, огромными наростами сосулек на стенах и снегом, слежавшимся на полу в плотную кору. Эта пещера никуда не вела, и некромант разочарованно поморщился. Более ярких эмоций он себе не позволил.
Пришлось возвращаться к перекрестку. Решая, в какую сторону идти, сдисец краем сознания ощутил незримое присутствие чужака. Тот осторожно «прощупывал» местность, надеясь узнать, где скрывается незваный гость.
Паук проявил себя.
Маг улыбнулся одними губами, и такова была его улыбка, что узри ее любой из смертных – бросился бы в страхе прочь, крича и умоляя богов о милости. Ибо не было в гримасе тонких лиловых губ ничего человеческого.
Заклятье колдун приготовил уже давно, пускай на его создание ушел не один нар кропотливой и не самой приятной работы. Оставалось лишь заплатить за него кровью. Об этом маг тоже позаботился заранее и, вытащив из сумки маленький пузырек, вылил его темное содержимое на холодный пол. Спустя уну рядом с Гафуром-призраком встал Гафур-человек.
Теплый. Живой. Настоящий.
Такой лакомый и доступный.
Некромант и морок кивнули друг другу, словно старые приятели, а затем обманка выхватила из ножен кривой меч. Его лезвие вспыхнуло багровым. В следующую уну клинок, поднявшись на высоту человеческого роста, поплыл прочь, в сторону левого коридора, освещая стены всполохами магического огня и заставляя гротескные тени плясать под потолком.
Следом за мечом, шагах в семи, опираясь на посох, пошла обманка, сейчас являющаяся куда более человеком, чем ее красноглазый повелитель. Гафур отпустил свое создание на тридцать шагов вперед и, крадучись, пошел за ним, следя, чтобы багровое зарево не удалялось, но и не приближалось. Так они и брели пустыми коридорами, минуя ледяные дворцы и каменные статуи, высеченные самой природой. Проходя зал за залом, колдун надеялся заставить затаившегося лича напасть, а затем сделать то, что ему было предначертано Кругом. И вот, когда он уже начал подумывать о том, что его хитрую уловку раскусили, и враг не проявит себя должным образом, хилсс мелко задрожал, предупреждая о надвигающейся угрозе.
Удар оказался стремительным. Заклятье, более всего похожее на черный многогранный бриллиант, прилетело откуда-то из-за гигантских сталактитов и, не долетев до «обманки» добрых тридцати футов беззвучно лопнуло. На его месте оказалось два бриллианта поменьше, в свою очередь лопнувших и родивших четырех меньших собратьев. Когда удар настиг пустышку, вокруг было уже больше шести десятков черных, точно Бездна, камней, каждый из которых был величиной с куриное яйцо.
Гафур остановился, наблюдая, как его творение корчится от боли и теряет расползающуюся плоть, воя столь правдиво, что любой держатель Услады караванов[28] обязательно взял бы для своего представления столь выдающегося актера. Багровый меч бросился вправо, показывая некроманту, где скрывается лич. Но клинок не дотянулся до врага и, задрожав, словно мираж над пустыней, рассыпался сонмом беззлобных искр.
Когда все было кончено и в белой окровавленной мантии обманки остались лишь обугленные кости, сдисец позволил себе на несколько шагов приблизиться к расставленной ловушке и, вжавшись в стену, затаиться.
Лича он увидел не сразу. Сутулая, широкоплечая, полупрозрачная фигура мелкими шажками вышла из-за каменных колонн. Лишь череп с мертвенно-голубыми, сияющими точно гнилушки, глазами да хилсс оказались материальны – все остальное было призрачно-серым и зыбким. Гафур во все глаза смотрел на черный посох в бесплотных руках. На его древке были золотые насечки, тускло блестящие в свете глаз мертвого мага. Они складывались в сложную вязь древних, как сам этот мир, рун. Восемь позвонков в верхней части переходили в рубиновой череп, шипящий и излучающий мощь самой Бездны. Великий Посох некромантов Сдиса. Тот, что когда-то вручили Восьмому Кругу сами Проклятые. Утраченный восемь десятков лет назад и вновь с таким трудом найденный на самом краю мира.
Сила, заключенная в хилссе колдуна, начала действовать на плетение заклятья-обманки, и то «поплыло». С каждой уной Гафуру становилось все сложнее удерживать его в руках.
Ждать больше нельзя. В любой момент лич мог понять, что его банальнейшим образом надули. И некромант ударил, вложив в заклинание все силы, весь опыт, всю злость и ненависть. О, многие из его ордена восхитились бы сложностью вязи и, в то же время, гениальной простотой заклинания… Редко кто отваживался рискнуть связать в одну основу тьму и свет, дать им пропитаться собственной душой, а потом отдать все это на растерзание Пожирательницы Жизни и не испугаться, что вместе с колдовством смерть может забрать и твое тело. Но у Гафура не было иного выбора. Он хорошо понимал, что того, кто впитал в себя такое количество душ, ничем иным не проймешь. И поэтому рискнул.
Не было ни громов, ни молний, ни ослепительных вспышек, ни рева призванных демонов. Всего лишь ветер. Легкий, как утренний бриз на воде Устричного моря. Он вором скользнул за спину лича, исподтишка обнял за плечи, взметнул призрачную мантию, а затем, когда ничего не подозревающая жертва оказалась в его власти, взвыл на ухо и начал раздирать стальными когтями то, что связывало дух отступника с телесной оболочкой.