Да. Танец смерти.
Кассий не успел даже охнуть, когда я, из последних сил подхватив девушку на руки, бросился с ней в камин. Священное пламя. Нас оно просто поджарит. Но силу — силу оно отправит туда, откуда она явилась. Но для этого требовалось силу выпустить. А сила передавалась через кровь…
— Обними меня, — попросила Юлия, даже не морщась от пламени, хотя боль была мучительной. Ее саму разрывало от перешедшего к ней потенциала. — Обними напоследок. Я унесу весь этот кошмар с собой…
Я обнял. Крепко-крепко, заставив ее прижаться ко мне так, чтобы она ничего не видела. Поддел пальцами рукоять кинжала Северины и ударил. Девушка вскрикнула, оторвалась на меня на миг и… улыбнулась.
А мгновением позже превратилась в метущееся облако Тьмы. Огонь пожирал его, подбрасывал, жег и терзал, и я слышал крики поглощенных даров в собственных ушах. Больно. Очень больно.
— Вылезай оттуда!
Кажется, кричал Кассий. Всюду был грохот. Пламя, дым, Тьма — все застилало мне глаза. Я лишился сил — даже родовой дар не спасал. Попытался выбраться — и зацепился ногой за решетку камина.
Кассий метался по комнате, пытаясь меня вытащить. Пламя выло, терзали каменные стены, и все вокруг ходило ходуном. Огонь стал таким высоким, что мгновенно перебросился на драгоценные ковры и портьеры…
— Давай! Руку! — кричал колдун, пытаясь перетащить меня к выходу.
И в этот момент балки потолка обрушились, а меня наконец-то накрыл мрак, в котором больше не было голоса Тьмы.
Глава 28
Мне снился Питер.
Не этот лощеный столичный Петербург, по которому рассекали кабриолеты аристократов, а мои родные типовые новостройки на севере города. Отсюда и до горизонта — ряды домов, квадраты дворов, детские площадки и редкие скверы…
Мой дом — панельная девятиэтажка между двух высотных «точек». Я свернул во двор, дошагал до парадной и занес палец над кнопкой домофона. Тридцать восьмая квартира.
Вдох-выдох. Еще чуть-чуть — и я буду дома. Дома, где меня уже никто не ждал.
Внезапно домофон запиликал, дверь отворилась, и из подъезда вышла баба Люда с вечным мешком сухарей для птиц. Сколько раз я ей объяснял, что нельзя их кормить хлебом, а все без толку.
Баба Люда словно не заметила меня, хотя от ее зоркого глаза не могла укрыться ни единая мелочь, происходившая во дворе. Я тенью скользнул в подъезд и зашел в пропахший перегаром и безнадегой полумрак лифта. Опять перегорели лампочки.
Седьмой этаж, из лифта налево. Вот наша дверь — железная, но обитая деревом под бук. Я достал ключи из кармана и принялся возиться с замком. Верхний, нижний…
Квартира встретила спертым воздухом, словно здесь все лето не открывали окна. Откуда-то я знал, что случилось, но хотел убедиться в этом. Хотел… Попрощаться?
Дома никого не было, но все осталось почти так, как в то утро, когда я уехал на работу, да так и не вернулся. Только полки поросли пылью, цветы засохли…
Тьма мне солгала. Она не могла вернуть маму, потому что оттуда уже не возвращаются. Мама ушла, и я откуда-то знал, что теперь она наконец-то была счастлива. Там она всегда была юной, там всегда было наше с ней любимое мороженое — дынное и с шоколадной крошкой. И его было столько, что хватит на всех.
Она улыбнулась мне со старой фотографии: мама сидела на стуле в студии, со своей вечной аккуратной укладкой вокруг миловидного лица без единой морщинки. Серые глаза с задорными искорками. Розовая блузка с большим бантом…
— Мам, прости.
Женщина с портрета удивленно подняла выщипанные в ниточку брови.
— За что простить, Сашенька?
— Я не успел вернуться. Я ведь хотел… Она обещала, но…
Портрет улыбнулся.
— Ты не мог вернуться. И я не могла туда попасть, уже не могла. Но там, где я сейчас, мне гораздо лучше. Не нужно ни о чем сожалеть.
Я замотал головой.
— Но я хотел… Я ведь пошел на все это ради нас… Хотел вытащить тебя, вылечить…
— Это невозможно. Ты не вправе решать за всех, кого любишь, Сашенька. Главное — тебе повезло. Ты получил второй шанс и приключения, о которых всегда мечтал в детстве. Разве ты жалеешь об этом?
— Не знаю. Если бы я мог вернуться, чтобы тебе помочь… Я бы никогда не согласился.
— Но у тебя не было выбора, и все случилось так, как случилось, — мягко отозвался голос матери. — Иногда судьбы выбирает за нас. Но она всегда выбирает правильно. Ни о чем не жалей и ни о чем не волнуйся. Каждый из нас оказался в лучшем из миров. Просто у нас они разные.
Перед моими глазами начали проступать темные пятна. Все поплыло, искажалось, и углы комнаты внезапно стали кривыми… А затем все потемнело. Голос матери исчез, мрак начал рассеиваться…