– Все как нельзя лучше, – ответил король, протянул Келлу записку и вышел из комнаты. Келл шагнул за ним, но Ри вдруг схватил его за руку.
– Пообещай, – шепнул он еле слышно, – что вернешься с пустыми руками.
Келл замялся.
– Обещаю, – наконец сказал он.
«Сколько раз я произносил эти слова?» – думал Келл, доставая из-за воротника тусклую серебряную монету.
Возможно, хоть в этот раз он сдержит обещание.
Келл шагнул через дверь в другой мир и тут же поежился. Красный Лондон исчез, а вместе с ним пропало и тепло. Сапоги ступили на холодный булыжник, изо рта вырвалось облачко пара, и Келл поспешно застегнул камзол – черный с серебряными пуговицами.
«Прист ир эссен. Эссен ир прист».
«Сила в равновесии. Равновесие в силе». Девиз, мантра и молитва. Эти слова, написанные на королевском гербе Красного Лондона, можно было встретить всюду: и в домах, и в магазинах. В мире Келла люди не считали магию неисчерпаемым ресурсом. Ею пользовались, но не злоупотребляли, обращаясь с нею почтительно и осторожно.
В Белом Лондоне бытовали совсем другие представления.
С магией здесь не обходились на равных – ее покоряли, порабощали, контролировали. Черный Лондон впустил в себя магию, которая взяла верх и поглотила его. Памятуя о падении этого города, Белый Лондон выбрал противоположную тактику: он пытался подчинять силу всеми возможными способами. «Сила в равновесии» стала «Силой в господстве».
Но когда люди стали пытаться подчинять себе магию, она начала сопротивляться, сжиматься, зарываться в землю, чтобы до нее нельзя было добраться. Люди скребли ногтями поверхность мира, пытаясь выкопать хотя бы немного магии, но ее было очень мало и становилось все меньше – так же, как и людей, стремившихся ее отыскать. Казалось, магия решила взять своих поработителей измором и медленно, но верно добивалась цели.
У этой борьбы оказался также побочный эффект, из-за чего Келл и назвал Белый Лондон белым: все в городе и все его жители и днем и ночью, и летом и зимой выглядели бледными, словно были покрыты пеленой, тонким слоем то ли снега, то ли пепла. Здешняя магия, озлобленная и алчная, погребла под собой жизнь, тепло и цвета, высосав из этого мира все соки и оставив лишь бесцветный распухший труп.
Келл повесил на шею монету Белого Лондона и заправил ее за воротник. Его черный камзол ярко выделялся на блеклом фоне городских улиц. Келл поспешно сунул в карман порезанную руку, пока яркий цвет крови не привлек внимание прохожих. Позади тянулась жемчужная полоска наполовину замерзшей реки (здесь она называлась не Темза и не Айл, а Сиджлт), а на другом ее берегу до самого горизонта простиралась северная часть города. Впереди же раскинулась южная его часть, и всего в нескольких кварталах отсюда королевский замок вонзал в небо острые, как кинжалы, шпили; рядом с этой каменной громадой соседние здания казались крошечными.
Не теряя времени, Келл направился к замку.
Как многие высокие люди, он обычно сутулился, но, шагая по улицам Белого Лондона, выпрямлялся во весь рост, поднимал голову, расправлял плечи и громко стучал сапогами по мостовой. И менялась не только его осанка. До́ма Келл скрывал свою силу, а здесь наоборот. Он наполнял пространство вокруг себя магией, и изголодавшийся воздух пожирал ее, нагреваясь и извиваясь струйками пара. Главное – не перейти тонкую грань. Нужно было проявлять силу, но при этом крепко ее удерживать. Дашь слабину – и станешь легкой добычей, немного переборщишь – и за тобой начнут охотиться, как за ценным трофеем.
Теоретически жители города знали о том, что Келл находится под королевской защитой. И опять-таки теоретически никто не был настолько глуп, чтобы бросать вызов близнецам Данам. Но людей возбуждала жажда энергии и жизни, толкала на необдуманные поступки.
Поэтому Келл всегда был начеку. Он наблюдал за солнцем, клонившимся к закату, по опыту зная, что Белый Лондон кажется тихим только при свете дня. Ночью город преображался: неестественная, тяжелая, удушливая тишина сменялась шумом – раскатами хохота и криками страсти (некоторые считали, что так можно приманить силу), но чаще всего звуками драк и убийств. Город крайностей – будоражащий и смертоносный. Улицы давным-давно побагровели бы от крови, если бы головорезы не выпивали ее без остатка.
Пока не зашло солнце, несчастные и обессиленные топтались в дверных проемах, свешивались из окон и околачивались в просветах между зданиями. Все они смотрели Келлу вслед: впалые щеки и голодные взгляды, а одежда такая же выцветшая, как и весь город. Блеклыми были их волосы, глаза и кожа, испещренная метками. Эти клейма и татуировки наносились специально для того, чтобы привязать магию к своему телу. Чем слабее были люди, тем отчаяннее они покрывали себя метками, уродуя плоть в безумной попытке удержать хотя бы немного силы.