Он предложил дать им возможность встретиться. Посмотреть, понравится ли Джиа Петру. Он утверждал, что большинство сыновей мафии, которые были бы достойны жениться на ней, благодаря имени, богатству или потенциальной власти, только помешают нам. Что никто из них не способен справиться с невестой, в которой столько своеволия, с женщиной, неспособной быть тихой и покорной, как часто ожидают от жен мафии, а наследник Братвы бросит вызов ей, а она ему, и что сын Братвы предпочтет невесту, в которой есть огонь.
Я с самого начала боялась, что Петр захочет приручить ее. Что его интерес к бунтарскому духу Джии вызван не тем, что он хочет невесту, которая сможет править вместе с ним, а тем, что он видит в ней вызов, который нужно преодолеть. Дикую кобылку, которую нужно сломить.
Я боюсь, что он погубит ее. Единственный недостаток Энцо в том, что он никогда не видел худшего даже в своих врагах, он был недостаточно жестоким человеком, чтобы носить титул дона. Я любил его как брата, но в этом, я думаю, он был не прав.
Сегодняшняя встреча - мой последний шанс попытаться понять, так ли это, и если так, то положить этому конец.
Петр, его отец Игорь и их охранник уже находятся в моем кабинете, когда я прихожу, и Георгий показывает им на их места. Они тихо переговариваются, когда я вхожу, но и Петр, и Игорь умолкают и встают, когда я вхожу в кабинет, выказывая тем самым, по крайней мере, уважение.
— Дон Морелли. До свадьбы моего сына осталась неделя. Полагаю, у вас есть веская причина для этой встречи? — Игорь смотрит на меня мрачным, ровным взглядом. Его выражение лица говорит мне о том, что он достаточно проницателен, чтобы понять хотя бы часть того, почему я пригласил его и его сына сюда, и что он выжидает время, чтобы решить, насколько он должен быть оскорблен.
Единственное, что меня беспокоит в связи с их предполагаемой обидой, это то, сколько крови может пролиться, если свадьба будет отменена. Если есть какой-то другой способ предотвратить насилие между нашими семьями, я хочу его найти.
— Покойный дон быстро согласился на этот брак, потому что он устраивал его дочь. Но я хочу обеспечить ее безопасность. Теперь я, как ее опекун, должен быть благоразумен во всем, что касается ее, особенно в браке.
— Вам не нужно об этом беспокоиться. — Петр откинулся в кресле, небрежно подмигнув мне. — Я угожу ей.
Игорь бросает раздраженный взгляд на сына, и я чувствую, как поднимается мой гнев.
— Джиа станет твоей женой, — я укоризненно смотрю в его сторону. — Ты должен говорить о ней с уважением.
— Скоро она станет моей женой. — Он пожимает плечами. — Я буду говорить о ней так, как захочу. — Петр усмехается, слегка приподнимаясь. — Только не говори мне, что ты не думал о том, что бы ты сделал с этим красивым молодым телом, если бы оно попало в твои руки. Она прекрасна, не так ли?
Теперь он меня пытается достать, и я не намерен поддаваться.
— Джиа - моя крестница, — холодно отвечаю я ему. — Меня интересует ее безопасность и защита. И сейчас она остается под моей крышей. Если ты не можешь держать в голове вежливые мысли...
— Угрозы? — Игорь врывается в разговор, его акцент густой, когда он наклоняется вперед. — Этот брак призван положить конец насилию, да? Поэтому я предлагаю вам не поощрять это, дон Морелли. Иначе мы подумаем, что этот брак не по доброй воле.
— У нас есть обычаи. Как должна вести себя обрученная пара. Ваш сын и так относится к ней без уважения. Мои люди доложили об этом вчера...
Петр фыркнул.
— Ваша драгоценная крестница была совсем не против. Что бы ни доложили ваши люди, без моей сдержанности это было бы вдвое больше. Она была такой мокрой, что я практически чувствовал ее вкус. — Он развратно проводит языком по нижней губе, и я стискиваю зубы с такой силой, что слышу скрежет костей.
— Я предупреждаю тебя еще раз...
— Дон Морелли. — Голос Игоря прорывается сквозь разговор, резкий и острый. — Простите моего сына. Он - нетерпеливый жених, готовый уложить свою жену в постель. И эта встреча, насколько я могу судить, не нужна. Если только вы не планируете разорвать соглашение...
Мое нутро сжимается. Петр все еще смотрит на меня с несговорчивой ухмылкой на лице, в нем нет ни капли уважения к своей будущей жене или даже привязанности. Что бы он ни обещал Джии, что бы она ни представляла себе между ними, в данный момент я не вижу в нем ничего подобного. Он не просит меня разрешить этот брак - Джиа уже принадлежит ему. А я слишком хорошо знаю, как мужчины Братвы относятся к своим женщинам.
Мне хотелось бы думать, что с ней будут обращаться лучше. Что он не посмеет обидеть дочь мафиози, по договору, предотвращающему кровопролитие между нашими семьями. Но я ни на минуту не верю, что Братве нужен этот договор так же сильно, как Энцо. Я не верю, что им есть дело до того, что улицы между их небоскребами и нашими особняками снова станут красными. И я не верю, что Петр не причинит вреда Джии.
Он считает, что она уже принадлежит ему. И когда она действительно станет принадлежать ему...
Я пытался закрыть на это глаза, когда Энцо организовал брак. Он был настроен на видимое счастье дочери, доволен тем, что нашел пару, от которой она была в восторге, мужчину, за которого она хотела выйти замуж. Он считал, что это делает его лучшим доном, лучшим отцом, что он устроил для нее брак, на который она с радостью согласилась. Моей обязанностью всегда было поддерживать его, советовать только тогда, когда он просил об этом, а он был достаточно уверен в этом браке, чтобы не думать, что нуждается в моих советах.
После его смерти игнорировать это стало сложнее. С тех пор как вся ответственность за счастье Джии, за ее безопасность легла на мои плечи. В течение нескольких месяцев после его смерти я старался сосредоточиться исключительно на сохранении его наследия и его желаний. На том, чтобы сохранить мафию, которую он возглавлял, вместе, а не позволить ей развалиться по швам, как это иногда случается при передаче власти. Но сейчас, глядя на холодное выражение лица Игоря Ласилова и издевательскую ухмылку его сына, я всеми инстинктами своего тела чувствую, что это неправильно. Что если я позволю этому браку состояться, то пожалею об этом. И хотя Джиа не понимает этого сейчас, она пожалеет об этом, когда увидит истинное лицо Петра.
Он разобьет ей сердце. Я в этом уверен. И я боюсь, что он разобьет и ее. Ее дух и, вполне возможно, тело.
Мне нужен компромисс. Способ дать и себе, и Джии больше времени, себе, чтобы найти решение, и Джии, чтобы увидеть истинное лицо Петра. Ему уже почти год удается играть в роль любящего и заботливого жениха. Но, как мне кажется, притворяться он может только до поры до времени. Особенно если ему еще немного поотказывают в том, чего он хочет.
— Я не собираюсь разрывать отношения. Я хочу лишь отсрочки.
Петр сидит прямо, на его лице написано возмущение, но отец поднимает руку. Выражение лица Игоря по-прежнему не поддается прочтению.
— Отец Джии умер всего полгода назад, — продолжаю я. — У нее не было времени, чтобы как следует погоревать. Дата должна быть перенесена еще как минимум на полгода. Она не готова стать женой и взять на себя всю ответственность. А что, если они с Петром зачнут ребенка в брачную ночь? — Мысль о его грубых, небрежных руках на ней снова заставляет мое нутро сжаться, но я подавляю это чувство, сосредоточившись на деле, а не на эмоциях.
— Обычно это и есть желаемый результат, — язвительно говорит Игорь. — Высказывайте свою точку зрения, дон Морелли, если она у вас есть.
— Обычно. Да. Но Джиа не готова стать матерью. Ребенок через пятнадцать месяцев после потери отца? Давление материнства так скоро? Дайте ей время погоревать, привыкнуть. Их брак только улучшится, если за это время они лучше узнают друг друга. А когда они поженятся...