— Я не видел тебя на уроке серфинга сегодня утром. — Рука бармена не убирается с ее руки, и Джиа не отстраняется. — Я ведь не спугнул тебя, правда? Может, я вчера немного переборщил, но...
— Это сложно. — Голос Джии мягкий, почти с придыханием. В нем нет привычного мне острого гнева, резкости. Ее широко раскрытые глаза смотрят на него с выражением, от которого меня пробирает до костей.
— Я понял. — Его рука скользит вниз, обхватывая ее пальцы, и я крепко сжимаю челюсть. — Я видел имя на кредитке. Ты же здесь не с подружками, верно?
— Блейк... — Джиа прикусывает губу, и мне требуется все, чтобы выждать момент и не подойти, чтобы позволить себе узнать, к чему это приведет. Я краснею, мои руки сжимаются в кулаки, на грани взрыва ярости, более сильной, чем все, что я когда-либо чувствовал.
Пока я работал над тем, чтобы уменьшить угрозу Братвы, вот чем занималась она. Пока я покупал ей украшения, она сидела здесь и флиртовала с другим мужчиной. Я скрежещу зубами, гнев во мне становится живым, осязаемым.
— Приходи сегодня вечером, — призывает он, все еще держа ее за руку. — Сбеги после того, как он уснет, или еще как-нибудь. Мы пойдем на танцы и хорошо проведем время. Вероятно, ты не можешь наслаждаться отпуском с ним, если ты здесь и флиртуешь со мной.
— Думаешь это так? — Джиа слабо улыбается, все еще покусывая нижнюю губу, и я не могу больше сдерживаться.
— Очень похоже, что так, — рычу я, шагая вперед и чуть не опрокидывая барный стул.
Джиа вскакивает, выхватывая свою руку из руки Блейка. Ее глаза расширились, щеки мгновенно покраснели, и я вижу виноватый взгляд в ее глазах.
— Сальваторе, это не...
— Не беспокойся. — Я протягиваю руку, хватаю ее за плечо и поднимаю с табурета. — Мы поговорим, когда вернемся на виллу.
— Сальваторе...
— Эй, парень. Может, уберешь свои руки от нее... — Блейк начинает говорить, но тут же краснеет и отшатывается назад, когда я поворачиваюсь к нему со злобным выражением на лице.
— Слушай внимательно, сынок, — прорычал я, сузив глаза. — Ты цел только потому, что у меня есть дела поважнее, чем разбирать тебя по косточкам за то, что ты прикоснулся к моей жене. Но здесь чертовски много охраны, хотя ты их и не заметил, и все они выполняют мои приказы. Если я прикажу, они изрежут тебя на столько кусков, что даже по зубным пластинкам нельзя будет определить, кто ты такой. Ты меня понял?
Мальчик выглядит таким бледным, что на минуту мне кажется, что он может потерять сознание.
— Да. Да, я...
Я фыркнул.
— Видишь это, Джиа? Одна угроза, и он практически на коленях умоляет. Это то, что ты предпочитаешь?
— Нет, я... — Она тяжело сглатывает, испуганно смотрит на Блейка, а потом снова на меня. — Это был просто флирт, Сальваторе. Это ничего не значит. Просто безобидная беседа.
Я знаю, что она напугана, потому что она не срывается на меня, не спорит, не кричит и не требует, чтобы я убрал от нее свои гребаные руки. Мне хочется расстроиться из-за того, что я ее пугаю, но я не могу, потому что знаю, что она боится не за себя. Она боится за него, и это приводит меня в еще большую ярость.
— Мы поговорим об этом наедине. — Я оттаскиваю ее от табурета в сторону двери. — А тебе, Блейк, я советую некоторое время не спать слишком крепко.
Он что-то бормочет, но я не слышу, потому что уже тащу Джию к двери. Неудивительно, что как только я вывел ее на улицу, она попыталась вырваться из моей хватки.
— Что, черт возьми, ты себе позволяешь? — Шипит она, пытаясь вырваться. — Ты не можешь просто взять и тащить меня туда, куда захочешь! Ты причиняешь мне боль. И как, черт возьми, ты вообще узнал, где я?
Я поворачиваю ее лицом к себе, обе мои руки лежат на ее плечах.
— Тебе повезло, что я не заставил Винса убить бармена на месте, — огрызаюсь я, глядя на нее сверху вниз. — Ни слова больше, пока мы не вернемся.
В кои-то веки она действительно слушает. Ее рот сжался в жесткую линию, глаза горят огнем, но она следует за мной, пока я держу руку на ее запястье и веду ее обратно на виллу. Она не произносит ни слова, пока мы не оказываемся внутри, и я провожу ее до самой спальни, плотно закрывая за нами дверь.
Как только я отпускаю ее, она отдергивает руку, скрещивая руки на груди и отступая назад.
— Ты слишком остро реагируешь. — Она вскидывает подбородок, одаривая меня надменным, высокомерным взглядом, который еще больше выводит меня из себя.
— Нет. — Я иду к ней, гнев все еще пылает в моей груди, когда я отталкиваю ее к кровати.
— Ты моя, Джиа. Моя, и никто больше не будет смотреть или трогать то, что принадлежит мне? Ты поняла? — Я снова тянусь к ней, удерживая ее на месте, глядя в ее великолепное, вызывающее лицо. — Я запру тебя в комнате, если придется, если ты будешь так себя вести.
Слова прозвучали резко и гневно, и они могли бы испугать меня, если бы я мог думать не о своем гневе. Я никогда не был человеком, склонным к гневу. Я никогда не был собственником кого-либо или чего-либо. Но один только вид рук этого мальчика на Джии вызывал во мне желание убивать. Мне хотелось совершать непростительные поступки. И сейчас, когда она здесь, в нашей спальне, я хочу сделать гораздо худшее, чем это.
Я хочу напомнить ей, кто ее муж. Я хочу вытеснить из ее головы все мысли о любом другом мужчине, пока она не станет настолько моей, что ничто и никто не сможет отнять ее у меня. Я хочу опустошить ее, разрушить ее для всех остальных. И самое страшное в этом то, что, как мне кажется, в глубине души она тоже этого хочет.
Думаю, какая-то ее часть вовсе не хотела его. Она просто хотела подтолкнуть меня к этому. И мой контроль очень, очень близок к тому, чтобы сорваться.
— Я тебе не принадлежу, — шипит Джиа, снова пытаясь вырваться из моих рук. Ее волосы выбились из свободного пучка и падают на лицо, и в таком виде она выглядит до боли красивой. — Ты не можешь так со мной обращаться, Сальваторе...
— Я могу делать то, что хочу. — Я толкаю ее назад, пока ее ноги не упираются в край кровати, и я чувствую, как она дрожит от страха или предвкушения, не знаю точно. Мой член дергается, упираясь в ногу, пока я держу ее, и желание смешивается с гневом, и мне кажется, что я схожу с ума от этого. Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя так, словно все подавленные желания и эмоции, которые я когда-либо испытывал, вырываются на поверхность одновременно, на грани того, чтобы утопить нас обоих.
— Нет, ты не можешь! — Она снова извивается в моей хватке. — Я не потерплю этого, Сальваторе! Ты можешь обращаться со мной как с равной, трахать меня как жену или оставить меня одну на произвол судьбы. Но ты не можешь получить все это! Ты не можешь игнорировать меня, оставлять меня холодной, отталкивать и ждать, что я просто приму это...
— И ты думаешь, что Петр относился бы к тебе как к равной? — Я почти прорычал эти слова, чувствуя, как она напряглась, но мне все равно. Мы слишком далеко зашли, чтобы я мог остановиться, ее флирт с другим мужчиной, искра, которая зажгла фитиль, вот-вот взорвется.
— Да! — восклицает она. — Да, я так и думала. И теперь я никогда не узнаю, потому что ты...
— Так чего же ты хочешь? — Я отпускаю ее одной рукой и хватаю с ее тумбочки роман, который я видел сегодня утром. — Это? Это то, чего ты хочешь? То, что здесь написано?
— Сальваторе...
— Это то, о чем ты фантазировала, когда была помолвлена с Петром? Ты представляешь его, когда читаешь это?
— Я…
Прежде чем она успевает сказать еще хоть слово, я бросаю книгу обратно на тумбочку и поворачиваю ее лицом к кровати. Я хватаю ее за оба запястья и отвожу их за спину, держа в одной руке, а другой нащупывая пряжку ремня.
— Хорошо, Джиа, — рычу я, освобождая ремень. — Если ты хочешь вести себя как шлюха, я дам тебе то, что ты хочешь. Если тебе нужен мужчина, который ведет себя как мужлан из Братвы, я могу дать тебе и это. Раз уж ты так жаждешь этого, то можешь блядь, получить это.