— Да, — беспомощно задыхаюсь я, не в силах возразить, не в силах устыдиться. Он еще не коснулся моего клитора, но я уже чувствую, как нарастает мой оргазм, как его толстая длина натирает каждый чувствительный дюйм внутри меня, посылая волны немыслимого удовольствия. Он снова впивается в меня, его рука лежит на моей шее, прижимая меня к кровати, пока он жестко трахает меня. — Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся...
— О, блядь..., — простонал Сальваторе, его челюсть сжалась, когда я повернула голову и посмотрела на него, его грудь вздымается. — Боже, ты такая чертовски тугая. Так охуенно хорошо. Ты так идеально подходишь под мой член, бля...
Он наконец-то потерял контроль над собой. Я гадала, на что это будет похоже, что он сделает, если сорвется, и это все, что я могла себе представить. Он выглядит как бог, трахающий меня, все упругие мышцы под одеждой, льняная рубашка прилипла к влажной коже, брюки разорваны и свисают с острых бедер, когда он вколачивается в меня снова и снова. Я мельком вижу его набухший, блестящий член, когда он снова выходит из меня, и мои ноги раздвигаются шире, не задумываясь об этом, а спина выгибается, чтобы принять его больше.
— Жадная девчонка, — рычит Сальваторе, его руки удерживают меня. — Ты хочешь больше моего члена, не так ли? Хочешь сильнее, маленькая тигрица?
Эти грязные слова, произнесенные его глубоким голосом с густым и грубым акцентом, толкают меня за грань. Я беспомощно стону, звук переходит в отчаянный вой, когда я вырываюсь из его рук, и оргазм обрушивается на меня волнами. Я чувствую, как сжимаюсь вокруг него, втягивая его глубже, слышу его отчаянный стон, когда выгибаюсь в его толчке, желая большего, желая, чтобы он трахал меня, кончал в меня, заполнял меня. Я даже не осознаю, что произношу эти слова вслух, пока Сальваторе не выдает внезапную череду проклятий на итальянском, его голос становится хриплым рычанием, когда он всаживается в меня до упора, прижимая меня к кровати. Я чувствую, как его член напрягается и пульсирует внутри меня, ощущаю горячий поток его спермы, когда его рот прижимается к моему плечу, а его бедра ритмично подрагивают, когда он тяжело кончает вслед за моим собственным бурным оргазмом.
На какое-то мгновение никто из нас не двигается. Я лежу и дрожу, по моей коже все еще пробегают мурашки, и я надеюсь, что он останется твердым, что он продолжит трахать меня, что он заставит меня кончить снова. Но вместо этого он отшатывается от меня и резко отпускает меня, освобождаясь. Я стону, когда его член выскальзывает из меня, ощущая пустоту, горячую влагу его спермы, стекающую по моим бедрам, пока Сальваторе, тяжело дыша, натягивает штаны на бедра.
А потом, прежде чем я успеваю встать или вообще что-то сказать, он выбегает из комнаты, захлопывая за собой дверь и оставляя меня в беспорядке на нашей кровати.
***
Когда он возвращается, на улице уже темно. Я успела принять душ и переодеться, а когда он вернулся, я сидела на палубе и смотрела на стеклянную гладь бассейна, расположившись на одном из шезлонгов. Я слышу, как открывается стеклянная дверь, слышу его приближающиеся шаги, но не поднимаю на него глаз.
— Джиа...
— Перестань врать себе. — Сначала я не смотрю на него. У меня было несколько часов, чтобы обдумать, что я хочу сказать. Я делаю глубокий вдох, наконец поворачиваюсь к нему лицом, и когда я смотрю на него, выражение его лица не поддается прочтению. Я не могу представить, о чем он думает. — Ты хочешь меня, — тихо говорю я. — Ты будешь обманывать нас обоих, если продолжишь притворяться, что это не так. А я не хочу в этом участвовать. Поэтому тебе нужно либо признать это, либо найти способ расторгнуть наш брак. В любом случае, мне больше не нужна твоя ложь.
Сальваторе не вздрагивает. Его выражение лица не меняется.
— Ты моя, — тихо говорит он. — Я не отдам тебя.
Я делаю глубокий вдох. Впервые я не чувствую злости. Я не чувствую, что киплю на грани вспышки или срыва. Я также не уверена в том, что делать дальше, но я чувствую спокойствие. Сейчас я спокойнее, чем когда-либо за долгое время.
Медленно встаю лицом к нему, скрестив руки под грудью.
— Ты помнишь, что мы говорили в тот вечер об играх?
Сальваторе ничего не отвечает, его лицо по-прежнему непримиримо.
— С меня хватит, — тихо говорю я ему. — Ты настаиваешь на том, что я тебе не нужна, ранишь мои чувства, заставляешь меня чувствовать себя ненужной и одинокой, и все это во имя того, чтобы защитить меня, а потом ты врываешься ко мне, тащишь меня сюда и трахаешь меня вот так? То, чего я хотела только не потому, что ты был в такой ярости, что не мог себя контролировать, а потому, что ты признался, что хочешь меня. И вот что я решила.
Я вскидываю подбородок, встречаясь с его взглядом и стараясь не дрогнуть.
— Я не соглашусь на меньшее, чем муж, который относится ко мне как к равной и дает мне то, что мне нужно. — Мой голос смягчается, совсем чуть-чуть. — Ты был моим первым поцелуем, ты знаешь. Ты был моим первым всем. Петр мог показать мне, что значит чувствовать желание, но он не показал мне, как действовать в соответствии с ним. Ты сделал все это. Может быть, я заблуждалась, думая, что Петр дал бы мне то, чего я хотела, а может быть, и нет. Может быть, ты прав, а я ошибалась. Но в любом случае, это то, что мне обещали. Страсть, желание, равное место рядом с мужем. И я не соглашусь на меньшее.
Брови Сальваторе приподнимаются, и я вижу, как на его лице мелькает что-то такое, чего я, кажется, никогда раньше не видела. Он выглядит почти впечатленным. Как будто он удивлен тем, что я спокойно стою за себя, но ему это даже нравится.
Он медленно выдыхает, отходит в сторону и опускается в шезлонг.
— Я не знаю, что я готов тебе дать, Джиа. Я потерял контроль над собой. Я не горжусь этим. Мне стыдно за то, что я так разозлился, за то, что так с тобой обращался, за то, что позволил своей похоти одолеть меня. Ты заслужила свое наказание и до сих пор не извинилась за свое поведение, — добавляет он, сузив глаза. — Но я не должен был терять контроль.
— То, как ты прикасался ко мне… именно этого я и хотела той ночью. А не того странного, холодного способа, которым ты трахал меня первый раз. — Я прикусила губу. —Я хотела тебя. Я хотела, чтобы ты хотел меня, и...
— Проблема не в том, чтобы хотеть тебя, — тихо говорит Сальваторе. — Проблема в том, что я не должен.
— А почему нет? — Требую я. — Я теперь твоя, ты ясно дал это понять. Ты лишил меня девственности, к Петру я не вернусь. Я не твоя дочь, Сальваторе. Между нами нет крови, только обещание, данное тобой, защитить меня, если понадобится. Ты сделал это, причем единственным способом, который, как ты сказал, считал возможным. Я женщина. Я не ребенок. Я твоя жена. Единственное, что ты сделал неправильно, это не относился ко мне как к жене. Я не какой-то предмет, который можно просто положить за стекло, чтобы он был в безопасности, и никогда не трогать! Я - человек. И если ты хочешь защищать меня, заботиться обо мне, ты должен думать обо мне как о женщине, на которой ты женился.
Я вижу, как он напрягается, когда я говорю, что я его, как он затаивает дыхание. Я вижу, что он хочет меня, даже сейчас. Все, что ему нужно сделать, это позволить себе принять это.
— Я ценю то, что ты так за себя постояла, Джиа, — наконец говорит Сальваторе, сжимая руки между коленями. — Но я не знаю, что я могу тебе дать. Чего ты хочешь? — Он смотрит на меня, его взгляд темный и нечитаемый. — Чего ты хочешь от меня?
В моей голове проносится дюжина ответов: от сладких до резких, от мягких до кусачих. Но я медленно выдыхаю и опускаюсь на стул рядом с ним. Не касаясь, не совсем, но рядом друг с другом.
— Для начала, — тихо говорю я, — ты можешь вести себя как настоящий муж во время нашего медового месяца.