Айрон Розенберг ТЕМНЫЙ ПРИЛИВ
Посвящается друзьям, родным и в особенности моей чудесной супруге, помогавшей всегда оставаться на гребне волны.
Посвящается Давиду Хонесбергу (1958–2007), музыканту, писателю, игроку, учителю и лучшему другу.
Амиго, научи эти небеса веселиться по-настоящему!
Иллюстрация на обложке Гленн Рэйн (Glenn Rane)Первый пролог
Густой и промозглый предрассветный туман обволок спящий берег. В деревушке Южнобережье люди заворочались на кроватях: хоть и темно, а рассвет близится. Но туман крепко вцепился в мир, окутал нехитрые жилища, спрятал море, лежащее прямо за оградой деревни. Оно, невидимое, шуршало о берег, плескалось среди причалов деревенской гавани.
Но затем сквозь туман пробились иные звуки. Медленно, постепенно нарастали, умножались, будто перекликаясь… Откуда они? С моря — или с суши? Или волны ударили сильнее, или это искаженный туманом перестук дождя? А может, торгаш какой заглянул в гости и так странно грохочут колеса по укатанной дороге?
Прислушались: точно, звук с моря. Выбежали на берег, всматриваясь в туман, стараясь различить хоть что-то среди белой мути. Чего ждать-то?
Медленно-медленно туман густел, будто толкал его перед собой, сбивал в кучу тот странный звук. И — в туманной глуби обозначилось темное, угрожающее, движущееся исполинской мрачной волной. Жители отступили, переглядываясь, кто-то вскрикнул испуганно. Они знали море — всю жизнь жили подле него, кормились от него, рыбаки и сыновья рыбаков. Только эта волна не была морской водой. Это было нечто иное.
Темная волна приближалась, окутанная туманом, звук все усиливался. Наконец туман развеялся, разорванный, и темная волна разделилась на множество частей, и обнаружились корабли и лодки. Рыбаки вздохнули с облегчением: хорошо хоть, не потусторонняя какая напасть, — но тревожиться не перестали. Южнобережье было тихой захолустной деревушкой. Своих лодок имели с дюжину, и столько же, если не меньше, чужих наведывалось за год. А тут — сотни целые в гости. И зачем, спрашивается?
Мужчины похватали кто дубину, кто багор, кто нож, а кто грузила для сетей — что под руки попало. Корабли ближе, ближе. Все больше их выныривает из тумана, нескончаемая вереница. Уму непостижимо! Да тут не сотни их — тысячи! Видать, целый народ вздумал переплыть море. Да откуда их взялось столько? Что их погнало-то всех разом? Зачем явились в Лордерон?
Рыбаки стиснули оружие, глядя неотрывно на берег, — а корабли все прибывали. Теперь уже звук узнали все: плеск множества весел, ударявших вразнобой о воду.
Первый корабль причалил. Уф, к счастью, вовсе там не чужевидные монстры из сказок, а обычные люди, и светлокожие, и смуглые. Вон, видно, и мужчины там, и женщины с детьми. Чего ж они явились-то, такой толпой? Что стряслось? Не драться ведь собрались — воинов почти не видно. Нет, точно не захватчики — скорей, беглецы. Жалко их — не иначе беда небывалая погнала прочь от дома.
Из причаливших кораблей спускались на берег люди — усталые, перепуганные. Многие валились без сил, плача. Иные озирались радостно, дышали полной грудью, довольные — наконец выбрались на твердую землю!
Туман рассеивался, истончался, отступал, разогнанный утренним солнцем, и пришельцы виделись отчетливо. Конечно, не войско это. Слишком много женщин и детей, большинство плохо одеты, бледные, тощие. Обычные люди, спасающиеся от беды, изнуренные, измученные — кое-кто и на ногах не держится.
Кое-кто, однако, был при доспехах и оружии. Один такой, высадившийся в числе первых, подошел к рыбакам. Здоровый, крепкий, широкоплечий, лысый почти, но с пышными усами и бородой, лицо суровое, сильное. Доспехи побитые, потрепанные, а из-за плеча торчит рукоять здоровенного меча. Но не оружие, а пару крохотных ребятишек нес он на руках, и еще с полдюжины поспевало за ним, цепляясь за доспехи, пояс и ножны. Рядом вышагивал странный тип — высокий, тонкий, но широкоплечий, волосы седые, а держится как молодой, одет в изодранную пурпурную мантию, на плечах рюкзак, один ребенок примостился на сгибе локтя, и еще один за руку ухватился. За странным старцем поспешал подросток, кареглазый, темно-русый, вовсе растерянный, уцепившийся за плащ старика, будто малое дитя. Одет был богато, но одежда задубела от морской соли, засалилась, истрепалась.
— Доброго здравия вам! — объявил воин угрюмо. — Мы — беглецы, спасшиеся из страшной кровавой битвы. Молю вас: дайте нам еду и питье, какие сможете, приютите хотя бы детей!
Рыбаки переглянулись, закивали, опустили багры и дубины. Конечно, Южнобережье не то чтобы богато, но и не нищее захолустье. Детей уж точно накормить и обогреть смогут. Рыбаки забрали у воина и старца детей, повели к церкви — самой большой, крепкой и просторной постройке. Уже деревенские женщины помешивали поставленные на огонь котлы с кашей и супом, уже раздавали плащи и одеяла — на всех не хватает, но можно залезть двум, а то и трем под одно. Вскоре беженцев разместили в церкви и вокруг нее, накормили и напоили. Почти что пир с множеством гостей, если б не печаль на лицах прибывших.