- Я не могу потерять тебя, малышка. Ты - моя лучшая половина. Я люблю тебя так, что не могу выразить словами. - Михаил потерся своим лицом об ее и поцеловал ее влажные волосы.
В ответ она прошлась языком по капелькам пота, выступившим на его теле, и устало улыбнулась.
- Мне кажется, я всегда узнаю тебя, Михаил, и не имеет значения, насколько повреждено мое сознание.
Он перекатился, чтобы его вес не давил на ее хрупкое тело.
- Так и должно быть, Рейвен. За последние несколько дней тебе очень сильно досталось, и это навсегда останется в моем сознании. Завтра ночью нам придется покинуть эти места. И хотя вампир мертв, но после себя он оставил след, который может привести к гибели всех наших людей. Мы вынуждены уйти в более отдаленные районы, где, возможно, наш народ сможет пережить грядущее преследование. - Он поднял ее руку, чтобы осмотреть длинные глубокие шрамы, оставленные Андре.
- Ты в этом так уверен?
Легкая горькая улыбка коснулась его рта, когда он взмахом руки затушил свечи.
- За свою жизнь я научился узнавать признаки. Они придут, - ассасины, - в опасности окажутся, как люди, так и Карпатцы. Мы уйдем на четверть века, возможно на полвека, давая себе время перегруппироваться. - Его язык прошелся по ужасным отметинам, успокаивая своим исцеляющим прикосновением. Это успокаивало и казалось таким правильным.
Ее ресницы опустились, в комнате витал их смешанный запах, успокаивающий аромат.
- Я люблю тебя, Михаил, люблю всего тебя, и даже монстра внутри тебя. Не знаю, почему я чувствовала себя такой смущенной. Ты не дьявол, - я это прекрасно знаю.
- Спи, малышка, в моих объятиях, где твое место. - Михаил натянул на них одеяло, обнял и погрузил обоих в сон.
В темноте, на освященной земле старого кладбища собралась небольшая группа людей. Жак выглядел бледным и усталым, его раны все еще находились на стадии исцеления. Он стоял, покачиваясь и слегка приобняв Рейвен за плечи. Она взглянула на него с легкой обнадеживающей улыбкой. Позади Жака, почти вплотную, стоял Байрон, подстраховывая друга, если тот вдруг начнет падать. Чуть в стороне в одиночестве стоял Айдан, высокий и стройный, слегка склонив голову.
Кладбище находилось на территории замка, поражавшего стариной и изысканной древней архитектурой; часовня была маленькой, но очень красивой. Витражные окна и высокая колокольня отбрасывали тени на маленький погост. Стоявшие тут и там надгробные памятники, с ангелами и крестами, были единственными свидетелями того, как Михаил взмахом руки раскрыл землю.
Грегори, в знак уважения, создал деревянный гроб, с затейливо вырезанными древними знаками почтения, и медленно опустил его в поджидающие руки земли, после чего отступил назад.
Михаил перекрестился и отслужил панихиду, окропив гроб отца Хаммера святой водой.
- Он был моим другом, моей путеводной звездой, когда я испытывал трудности. Он верил, в необходимость дальнейшего существования нашей расы. Я никогда не встречал мужчину - человека или Карпатца - с таким сочувствием или светом, какой был в нем. Господь сиял в его сердце и в его глазах.
Михаил взмахнул рукой, и земля закрылась, словно ее никогда и не беспокоили. Он склонил голову, ощутив неожиданную печаль, почувствовав, как кроваво-красные слезы свободно потекли из его глаз. Именно Грегори установил надгробие, именно Грегори, не верящий во взгляды Михаила, прочел последнюю молитву. Остальные голоса, такие красивые и завораживающие, подхватили молитву на латыни в честь священника.
Михаил вдохнул ночной воздух и поделился своим горем с волками. Ответом стало хоровое жалобное завывание, эхом проносившееся через темный лес.
Тело Грегори изменилось первым - перья замерцали, переливаясь в лунном свете. Крылья, достигающие в длину шесть футов, распахнулись, и он взлетел на верхнюю ветку ближайшего дерева, острыми, как бритва, когтями вцепившись в древесину. Тело совы неподвижно замерло, сливаясь с ночью, замерев в ожидании. Айдан стал следующим, его новая форма была необычного золотистого оттенка, сильная и смертельная, и такая же молчаливая. Форма Байрона была чуть меньше, более компактной, его перья отливали белым. Крепкое тело Михаила замерцало в тени последним, и, когда он взмыл в ночное небо, остальные трое последовали за ним.