Михаил отнес ее в свою спальню. И измельчив сладкие, исцеляющие травы вокруг кровати, он покрыл ими ее маленькое неподвижное тело и погрузил ее в глубокий сон. Через час он будет должен заставить ее выпить еще. Некоторое время он еще постоял возле кровати, глядя на нее и чувствуя потребность выкричаться. Она выглядела такой красивой и необыкновенный - драгоценное сокровище, с которым он так жестоко обошелся, когда должен был защищать ее от чудовища, сидевшего внутри него. Карпатцы не были людьми. Их любовные игры были чрезвычайно дикими. Рейвен была молодой, неопытной, человеком. Он оказался неспособен сдержать под контролем свои вновь приобретенные чувства в пылу страсти.
Дрожащими пальцами он дотронулся до ее лица в легчайшей ласке, и, склонившись, поцеловал ее мягкий рот. А затем с проклятием развернулся и покинул комнату. Запирая ее внутри, он знал, что никто и ничто не проникнет к ней, потому что выставленные им защитные меры были самыми сильными.
Бушевавший снаружи шторм был таким же разъяренным и беспокойным, как и его душа. Пробежав три шага, он поднялся в воздух, несясь по направлению к деревне. Вокруг него кружился и свистел ветер. Дом, который он искал, был не более чем небольшой хижиной. Он встал перед дверью, а его лицо превратился в мученическую маску.
Эдгар Хаммер молчаливо открыл дверь и отступил в сторону, позволяя ему войти.
- Михаил. - Его голос был мягким.
Эдгару Хаммеру было 83 года и большую часть своей жизни он провел служа Господу. Он считал, что ему оказана высочайшая привилегия числиться среди немногочисленных настоящих друзей Михаила Дубрински.
Михаил заполнил собой и своей властью всю комнату. Он был взволнован, глубоко встревожен. В то время, как он безостановочно шагал по комнате, шторм снаружи становился все яростнее и сильнее.
Эдгар устроился на стуле, зажег свою трубку и ждал. Он еще никогда не видел Михаила в каком-либо другом состоянии, кроме полнейшего спокойствия. Но сейчас перед ним был опасный человек, человек, которого Эдгар даже мельком не видел.
Михаил заехал кулаком в каменный камин, от чего сеть прекрасных трещин пересекла камни.
- Сегодня ночью я почти убил женщину. - Решительно признался он, боль сквозила в его темных глазах. - Вы рассказывали мне, что Бог создал нас с определенной целью, что мы были созданы им. Я больше чудовище, чем человек, Эдгар, и я не могу продолжать обманывать самого себя. Я искал вечный покой, но даже в этом мне было отказано. Ассасины преследуют мой народ. Я не имею права покинуть их, пока не буду знать, что они защищены. А теперь и моя женщина в опасности, которую представляю для нее не только я, но и мои враги.
Эдгар спокойно пыхтел своей трубкой.
- Вы сказали «моя женщина». Вы любите ее?
Михаил раздраженно махнул рукой.
- Она моя. - Это было утверждением.
Как он мог сказать «любовь»? Это слово не выражало того, что он чувствовал. Она была чистой. Праведной. Сочувствующей. Всем, чем не являлся он.
Эдгар кивнул.
- Вы влюблены в нее.
Михаил мрачно нахмурился.
- Я нуждаюсь. Я голодаю. Я хочу. В этом вся моя жизнь. - Он сказал это с мукой, как будто мог сделать истиной.
- Тогда почему вы испытываете такую боль, Михаил? Вы хотите ее, возможно, нуждаетесь в ней. Я могу допустить, что вы взяли ее. Вы были голодны, и я могу предположить, что вы питались. Почему вы должны испытывать такую боль?
- Вы знаете, что это неправильно брать кровь у женщины, к которой мы чувствуем другие аппетиты.
- Вы говорили, что не чувствовали сексуального желания несколько веков. Поэтому вы не можете чувствовать его совсем, - мягко напомнил ему Эдгар.
- Я желаю ее, - признался Михаил, его темные глаза были полны боли. - Я хочу ее каждую минуту дня. Я нуждаюсь в ней. Господи, она должна быть моей. Не только ее тело, но и ее кровь. Я пристрастился к ее вкусу. Я страстно желаю ее, всю ее, несмотря на то, что это запрещено.
- Но вы все равно сделали это?
- Я почти убил ее.
- Но не убили же. Она все еще жива. Она не может быть первым случаем, когда вы питаетесь слишком сильно. Остальные причиняли вам боль?
Михаил отвернулся.
- Вы не понимаете. Причина в том, как это произошло, что я сделал потом. Я боялся этого, с того самого момента, как впервые услышал ее голос.