- Ты всегда был… моим Принцем… и… я так… счастлива… что ты… меня… не полюбил… ведь я так… тебя… и не хочу… чтобы ты всю… жизнь… страдал… надеюсь, ты встретишь… - Я просто не мог этого выносить, но продолжал сидеть и, как истукан, молча держать ее за руку, впиваясь ногтями в собственную ладонь. – Я… я… я люблю… Аза.. зель…
Она замолчала, и рука ее вдруг обмякла, и будто почву выбили у меня из-под ног. Я сидел и смотрел на нее. На ее тело, но видел совсем не это. Я видел картинки, такие яркие, будто они происходили здесь и сейчас. Видел, как она радовалась при моем появлении, как день за днем дарила мне свою любовь, ничего не прося взамен. Как охотно дарила мне теплоту и ласку, дарила мне свое тело, свою душу. Как она смотрела на меня. Как не смотрела ни одна женщина. С нежностью. С любовью.
А я… Я даже не смог сказать ей, хотя бы в этот последний момент, что тоже ее люблю. Потому что не хотел ее расстраивать. Я не хотел, чтобы ей было больно думать о том, что она оставляет меня с этой ношей. Или я просто оправдывал себя этим, стремясь найти объяснение своему поступку.
Как это нелепо, как чертовски нелепо! Я спас ее тогда, чтобы убить теперь и умереть самому. Пусть не физически, но какая, к Дьяволу, разница! Хитросплетение судьбы, в которой я сам себе построил ловушку. Если бы я только мог. Если бы мог все исправить. Если бы я мог вернуться в прошлое… я бы оставил ее там, в лесу, или сам бы убил, лишь бы избавить ее и себя от этих страданий, лишь бы не видеть этих выцветших зеленых глаз, уставившихся в пустоту, этих ожогов и окровавленных борозд на ее теле. Лишь бы никогда, как и прежде, не чувствовать ничего, не биться в муках от одного воспоминания, от ее имени, застывшего на губах.
Люди… обвиняющие демонов в жестокости, бессердечии… что вы знаете о боли? Что знаете о страданиях того, кто не может сказать на смертном одре любимому человеку о своих чувствах? Что вы знаете о муках бесконечности бытия, когда один год сменяет другой, а век тянет за собой тысячелетие, но ты сам не можешь оправиться от раны, нанесенной в самое сердце, о существовании которого ты никогда до этого не подозревал?
Я не знаю, сколько лет прошло с тех пор, – какой смысл считать. Я все так же играю людскими судьбами, стравливаю близких друг с другом, вношу в души людей смуту и отчаяние. Я делаю то, что составляет мою сущность, и вряд ли что-то в этом могло измениться. Однако это не приносит мне былой радости, веселья или удовлетворения – скорее я делаю это по простой привычке. Появилась у меня и другая привычка, которая, пусть и отчасти, приносит мне покой: есть одна небольшая деревушка, а недалеко от нее растет густой лес, в самой гуще которого стоит мраморная плита; на аккуратном холмике подле нее всегда лежат цветы, а на самой плите написана лишь одна дата и имя – Катарина. Люди сюда почти не ходят, и здесь, в тишине и покое, я коротаю долгие часы своего одиночества.
Вчера я сидел ровно на том же месте, что и сегодня, смотрел на майскую листву и вспоминал твои зеленые глаза. А потом я услышал детские голоса и наколдовал себе плащ, чтобы скрыть крылья и рога. Это оказались брат с сестрой – мальчик лет девяти и девочка лет семи. Дети подбежали ко мне, и девочка, взглянув на плиту, спросила:
- А кто такая Катарина?
- Это Принцесса, - ответил я, не поднимая глаз.
- Я же говорила! – пихнула она брата локтем в бок. – А Вы… ее Принц?
Я повернулся к ней и замер – казалось, будто это ты в детстве, - черные, как смоль, волосы, большие зеленые глаза, даже одежда такая же. Я смотрел, не отрываясь, и наваждение начало исчезать – и волосы у нее каштановые, и глаза карие, и платья уже давно такого покроя не шьют. Однако это происшествие впервые за долгое время вызвало на моем лице улыбку. Тогда я поднялся и ответил: «Да, я ее Темный Принц», - и двинулся сквозь густо поросшие деревья. И в этот момент я понял, что память о тебе будет жить вечно – здесь, в этом лесу, и в моем сердце – ты не останешься безымянным ребенком, затерявшимся в буреломе ненастной дождливой ночью. И когда-нибудь, возможно, мы встретимся снова, через тысячи жизней, миров и Вселенных. И я снова спасу тебя, как потом спасла меня ты. Просто потому, что не может быть иначе, ведь из всех только ты могла бы назвать меня «Темный Принц».
Конец