XIX
Взбираясь на горку, ведущую к бастиону, мы шли под выстрелами, и здесь, в первый раз в жизни, мне привелось познакомиться с артиллерийским огнем.
В нескольких саженях от нас с каким-то странным ухающим гулом пролетали ядра, и каждый раз мне казалось, что я чувствую как бы дуновение теплого воздуха. Но это мне, вероятно, только так казалось.
Над головами нашими высоко проносились с каким-то мягким посвистыванием бомбы. Некоторые из них, казалось, останавливались над головой в темно-синем небе и быстро опускались вниз.
«Вот! — думалось. — Удар — и начнется другая жизнь».
Но бомба тихо проносилась мимо и, быстро удаляясь, падала в стороне или позади, гулко шлепаясь о землю.
Какой-то вздох, словно вздох земли, слышался при этом тяжелом падении, и вслед за ним страшный удар, взрыв и с резким взвизгиванием и звоном разлетались осколки, взметывая кверху целые облака пыли и клубы сизого дыма.
— Здесь не так опасно, — сказал мне полковник. — Сюда залетают только заблудшие артиллерийские гостинцы. Но в виду траншей… там, под штуцерными выстрелами… там места… того… горячие.
И он с какой-то неопределенной улыбочкой пристально посмотрел на меня своими большими светло-голубыми глазами.
Когда подошли мы к бастиону, то я, признаюсь, не вдруг догадался о его присутствии. Мы поднимались постоянно в горку, и перед самым входом в бастион была навалена порядочная стенка всяких обломков, в том числе и обломков чугуна, то есть бомб и гранат. Здесь были разбитые туры, камни, кирпич, всякий мусор. Одним словом, все представляло место какой-то постройки, с которого еще не успели убрать всякую дрянь.
— Здесь осторожнее, под горку, — предостерег полковник. — Вот мы и пришли…
И мы действительно спустились под горку и очутились в бастионе, на дне которого, на земле всюду под ногами валялись черепки от бомб. Одни — тусклые, другие — отшлифованные, блестящие.
Самые стены этого бастиона имели какой-то необычайный своеобразный вид. Они напоминали что-то вроде черкесских саклей в миниатюре. Везде торчал фашинник, плетенки — везде масса наваленной земли, навесы, блиндажи — какие-то дверцы, конурки — точно задний двор какого-нибудь петербургского захолустья.
Из всех дверец к нам выскочили матросики, солдатики, выползли товарищи. Мы поздоровались. Полковник спросил:
— Все ли благополучно? — И сняв шапку с большой, немного облысевшей головы, тихо перекрестился большим крестом перед иконой, которая стояла на столике впереди, под толстым блиндажом.
Несколько свечей, вставленных в широкую доску, ярко горели перед ней.
XX
— А мы еще снаружи не оглядели!.. Вот! Пойдем с ними, — сказал полковник, кивнув на меня.
И мы снова отправились на горку; обогнули на линию выстрелов, — но это уже были не артиллерийские «заблудшие гостинцы», а меткий штуцерный огонь.
Мы шли вдоль небольшой стенки, по узенькому парапету. Стенка то там, то здесь была разрушена меткими выстрелами.
Пули пели и визжали вокруг нас. Полковник шел тем же твердым, неторопливым шагом. По временам он искоса взглядывал на меня.
«Что, брат? — подумал я. — Никак ты вздумал пытать меня? Нет! Я птица обстрелянная кавказским порохом. Шалишь!»
И я невольно с внутренним довольством улыбнулся. В моем воспоминании живо встала темная ненастная ночь, постоянное щелканье черкесских ружей, визг пуль и несмолкаемое «Алла! Алла! Алла!».
Мы не прошли и десятка шагов, как полковник быстро нагнулся и схватил себя за ногу — немного выше колена. Он так же быстро отнял руку. На ней была кровь.
— Ничего-с! Царапина! — сказал он, вынимая платок. — Идемте, идемте-с!! Здесь опасно останавливаться. Как раз за мишень сочтут-с.
Но не успел он это проговорить, как сбоку нас, словно из земли, вырос солдатик и прикрыл полковника, точно щитом, громадным вьюком, который он с трудом тащил.
— Что ты, дурак! Зачем?! — вскричал полковник.
Но не успел солдатик ответить, меткая пуля ударила ему в колено и повалила его.
— Идемте! Идемте!.. — вскричал торопливо полковник и даже протянул ко мне руку. — А ты лежи здесь, каналья! — кричал он. — Пришлем за тобой… Ведь этакой дуботолк!!
— Прикрытие!.. Ваше вско-родие! — пробормотал вслед нам жалобно солдатик.
— Слышите! Это он нас прикрывать вздумал… вьюком!.. А? Х-ха!.. Как это вам нравится? — И он, как мне казалось, ускорил шаг. Но может быть, это было просто следствие его внутреннего волнения.