Замечательно, что везде при встречах начинали первое знакомство и разговоры наши солдатики — и нигде французы. Они обыкновенно молча, озабоченные и угрюмые, как волки, сходились с нашими молодцами.
Я помню, стоял влево от Малахова. Мимо меня проходила группа французов с носилками, и как раз им наперерез шла кучка с нашего, то есть с пятого бастиона.
Низенький коренастый солдатик Смальчиков по прозванию Свистулька — лихач и франт, заломив ухарски шапку набекрень, подоткнув штаны в сапоги, шел, раскачиваясь и покуривая носогрелку.
— Бонжур, камрад! — отпустил он первому попавшемуся тщедушному французику.
— Bonjour mon brave! — пробурчал французик и хотел прошагать мимо. Но Свистулька остановил его.
— Алло, Шанжа, камрад! — И он протянул руку к коротенькой глиняной трубочке, которая дымилась в зубах француза, и показал на свою, полтавскую здоровую носогрелку, с гвоздиком на медной цепочке. Затем тотчас же, без церемонии, всунул в рот француза свою носогрелку и взял у него его трубочку.
— Бона табак! А-яй бона! Сам пан тре! — И он несколько раз кивнул головой и затянулся из трубочки француза. — И твоя бона табак. Ты слышь, как трубку-то выкуришь, ты ее, мусье, об сапог, тук, тук, тук!! — И он хотел показать, как надо выколачивать. Но белая глиняная трубочка от первого же удара о здоровый каблук разлеталась вдребезги.
— Вот так хранцузка носогрелка!
И вся публика дружно захохотала.
— Прощай, камрад! Коли полезешь на бастион, мою трубочку в зубах держи, чтобы я тебя заприметил и не шибко приколол. — И Свистулька хотел пройти мимо. Но французик остановил его. Он быстро вытащил из ранца несколько глиняных трубочек и предложил ему три штуки, приложив сперва к сердцу и затем положил прямо в руку Свистульки.
— Спасибо, камрад. Больно мерси — благодарствуй!.. Слышь ты! у нас все лес — и трубки деревянные. А у вас глина да камень (и он поднял камешек и показал французу). И трубки у вас глиняны, да каменны. Нашего брата как ни колоти — он не разшибется, как моя носогрелка, потому что казенный, а вашего стукни раз — и капут мусью… как твоя трубочка. Понял?! Ну, шагай с Богом дальше! Алон-шалон путромансо; хрансе-каранце. Парлараларатибара!
И вся публика снова захохотала.
XLIX
Мы с Туториным и еще двумя офицерами с Малахова долго ходили по холмам и долинам, которые снова оживились. Везде работали кучки солдат, преимущественно французов, убирали тела, клали на носилки и относили в общую могилу. С нашей стороны было очень мало убитых, но груды неприятельских тел были навалены во рвах или около бастионов. В некоторых местах, где дружно ударила картечь, целые десятки лежали друг на друге. Помню, один солдат, весь залитый кровью, сидел, без головы, облокотившись на другого и подняв обе руки кверху.
Направо, на поле, где раньше начали убирать, тел уже не было, но везде были лужи крови, точно турецкие кровавые букеты, разбросанные по серо-зеленому ковру.
— Это что за караван идет? — спросил Туторин, смотря вдаль и приставив руку ко лбу в виде козырька.
Действительно, там виднелась пыль и целая кавалькада ехала мелкою рысью.
— А ведь это она!.. Опять… побегушников да сервантесов набрала и катит. Смотрите! Точно какой-нибудь генерал штабной с адъютантами.
Я догадался, о ком говорил он, и сердце радостно забилось. Но я все-таки спросил его.
— Кто это она?
— Да наша «дикая девка»!.. Княжна… Этакое безобразие! Точно на смех, для приманки держат ее при армии… Хоть бы кто-нибудь догадался ее подстрелить невзначай…
— Полноте! — вскричал я. — Разве у нее не человечья душа?! Разве вы не христианин?
— В том-то и дело, что я христианин и желаю добра нашему брату, а в ней по крайней мере семь чертей сидит, если не целый десяток.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Неужели вы верите в чертей и в то, что они могут сидеть в человеке?! — И я пожал плечами.
— Нет я не верю, и это так только говорится. А что ее постоянно мечет из стороны в сторону, чтобы какую-нибудь пакость учинить и человека загубить — это верно. Ведь и теперь, например, посмотрите, какая барышня, княжна, поедет любоваться или дивоваться на убитых людей? Ведь это и нашему брату тошно и страшно… А она вон целую стаю набрала и отправилась. Вы думаете, что если бы она не сомустила, то есть не уговаривала, то все эти поехали бы совершать этакую прогулку? Ни за что!..