— Хочешь услышать, как он говорит? — спросил Врит, когда я наконец обнаружил требуемое и воткнул кабель.
— Ты подключил переводчик? — удивился я.
— Конечно. — Врит поскреб россыпь прыщей грязными человеческими ногтями.
— Тогда почему бы и нет?
Вреда от этого не будет, но я предпочитал собственные методы проверки жизнеспособности мозга вторинца. Бросив взгляд на данные, появившиеся на маленьком экранчике, я мазнул по нему рукой, перенося информацию на плоский голодисплей, по которому сразу побежали цифры диагностического кода. Дисплей я подвесил в воздухе рядом с собой.
— Пилот, рапорт о состоянии, — приказал Врит.
Голос — явно искаженный, чтобы меньше походил на человеческий, прозвучал из цветка–динамика, распустившегося на ближайшей рабочей поверхности корпуса:
— Полностью функционален. Системные порты с сорок третьего по семьдесят восьмой и с восьмидесятого по сто двадцать пятый отключены. Порт семьдесят девять ведет диагностику в формате Государства. Новые инструкции: разрешены. Встроенный аккумулятор: заряд сорок процентов. Внешний источник: не соответствует уровню функционирования. Статус У-расчета нулевой — характеристики двигателя недоступны. Статус…
— Рапорт принят, — прервал механическую речь Брит и повернулся ко мне. — Хочешь спросить еще что–нибудь?
— Он ответит?
— Теперь ответит. — Брит ткнул пальцем в сенсорную панель.
Я кивнул и повернулся так, чтобы обращаться напрямую к криококону, хотя и знал, что микрофоны, скорее всего, размещены на корпусе. Дело тут было, наверное, в уважении — и жалости.
— Скажи мне, вторинец прадора, как тебя зовут?
В динамике зашипело — я не сразу распознал в звуке булькающий свист прадорского языка, перемежающийся глухими щелчками. Имя его звучало примерно как «Вффлеиотшт», но он, очевидно, не знал, какие щелчки добавлять: те, что означают настоящее время — «я есть», или те, что сообщают о прошлом — «я был».
— Я буду звать тебя Флейт, — сказал я. — Отныне таково твое имя.
— Первичный приказ подтверждается? — спросил вторинец.
Я взглянул на Брита — тот неуклюже пожал плечами.
— Подтверждается.
— Конечно, — пробормотал «моллюск», — мне все равно, как ты будешь его звать… после того как заплатишь.
Все, что показал мне мой компьютер, меня удовлетворило. Внутри криококона действительно содержался хирургически извлеченный мозг вторинца–прадора, находящийся в органическом стазисе, но адаптированный под электрооптику. ИИ Государства заявляли, что в У-пространстве звездолетом способен управлять только бортовой ИИ, делающий необходимые вычисления. Но они больше не старались пресечь слухи о том, что это ложь — иначе как бы прадоры, раса без ИИ, путешествовали по космосу? А прадоры приспосабливали для этих целей собственных детей, подвергая их хирургическим операциям, обычно без наркоза — то ли в качестве наказания, то ли просто забавы ради.
Я вернулся к чемоданчику и откинул вторую половину крышки. Внутри находилась перламутровая слоистая глыба.
— Полагаю, пять фунтов прадорской алмазной слюды — достаточная цена.
Врит навис над грависаком. Его тонкая клешня огладила тонкие сверкающие пласты; жвала были широко разведены, человеческие губы прикушены в задумчивости.
— Я беру минимальный процент, — сказал он. — Для меня честь выступать агентом отца–капитана.
Я отступил, разглядывая криококон; покупка не радовала, я испытывал неловкость, тревожила и моральная сторона дела. Однако, если желаешь бороздить межзвездное пространство, не привлекая внимания ИИ Государства, иных вариантов нет. А если намерен оживить государственный истребитель, потерявший, в сущности, разум, без этой штуки точно не обойтись. А истребитель нужен, чтобы напасть на черный ИИ в его собственном логове.
Война: Дюрана
Я оглянулся на лаз, которым мы прошли сквозь заросли синешипов и лианоззов, тыквоцикасов и сорнофов. Единственным сходством местной растительности с земной было то, что она тоже тянулась вверх. Никаких фотосинтезирующих листьев — возможно, оттого, что при здешней солнечной активности этого не требовалось. Местный аналог хлорофилла, содержащийся в стеблях растений, обеспечивал их всей необходимой энергией. Лианоззы представляли собой бледно–голубые спиральки, свешивающиеся отовсюду. Синешипы, чем–то похожие на разлапистый двадцатифутовый ревень, который окунули в синие чернила, являлись на самом деле лишайниками. А тыквоцикасы никак не получалось сравнить ни с растениями, ни с грибами. Они питались возмущениями электромагнитного поля планеты, вырабатывая при этом сахар. А иногда, высосав из почвы все минеральные вещества, тыквоцикасы выдергивали из земли корни и, точно сороконожки, переползали в местечко получше. Сорнофы же были чрезвычайно агрессивной слизневой плесенью.