Но, несмотря на огонь, горящий в его глазах, он не огрызается в ответ. И когда он снова заговаривает, это звучит мягко.
— Он не заслуживает тебя, красавица.
Горький смех срывается с моих губ. — А ты заслуживаешь?
— Никогда.
— Это безумие. Отпусти меня.
— Нет.
— Деймон, клянусь гребаным Богом, если ты не отпустишь меня, я… — У меня нет слов, чтобы закончить эту угрозу, поэтому вместо этого я начинаю метаться, пинать ногами и сбрасывать со своего тела простыни, которыми он меня укрыл, в моем желании причинить ему боль.
В ту секунду, когда моя нога соприкасается с его голенью, боль пронзает пальцы ног, быстро останавливая мои движения.
— Каллиста, — предупреждает он, его рука обвивается вокруг моего бедра, притягивая меня ближе к нему.
У меня перехватывает дыхание, когда его прикосновение посылает электрический разряд по моему телу. Это заставляет меня болезненно осознавать, как мало на мне надето. Тот факт, что он явно уже все видел, учитывая, что я, возможно, была не совсем одета, когда он перекинул меня через плечо и вывел из комнаты Анта, я все еще чувствовала себя значительно более прикрытой, чем сейчас.
— Не отчитывай меня, как ребенка. Как будто я веду себя как иррациональный сопляк, Николас.
У него перехватывает дыхание, когда я использую его настоящее имя. То, что дано ему при рождении, которое, я знаю, он ненавидит, о существовании которого все, кажется, забыли, поскольку Деймон, его второе имя, подходит ему намного больше.
— Не надо, — предупреждает он низким и смертоносным голосом.
— Или что? Ты меня тоже застрелишь?
Он замирает, его хватка на моем бедре на мгновение усиливается, показывая, что мои слова оказывают на него какое-то воздействие.
— Никогда, — выдыхает он, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, но не отпускает мою ногу, его пальцы впиваются в мою мягкую плоть.
У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу глубокие царапины на щеке, на которой он лежал, но я отвожу взгляд.
Его глаза изучают мое лицо. Как будто он запечатлевает в своей памяти каждый дюйм меня, прежде чем опуститься ниже, рассматривая его рубашку, в которую я завернута, прежде чем спуститься к моим обнаженным ногам и контрасту его более темной кожи с моей.
— Ты единственный человек на этой планете, которому я бы никогда не причинил вреда. Ты гребаный ангел, Калли.
Его глаза снова находят мои, и у меня перехватывает дыхание от их интенсивности.
Он действительно имеет в виду эти слова.
Так какого черта мы здесь?
Проглатывая комок, который подступил к моему горлу, и смаргивая слезы, которые жгут мне глаза, я выдерживаю его взгляд, собирая все мужество, которым обладаю.
— Если это правда, тогда тебе нужно освободить меня.
— Чтобы ты могла вернуться к нему. — Это не вопрос. Это утверждение, как будто он знает, что уже проиграл.
Я имею в виду, я могу понять почему. Любой в здравом уме побежал бы обратно к славному парню прямо сейчас, если бы его только что не вычеркнули из уравнения.
Когда я думаю об Анте, у меня снова вырываются рыдания.
Это моя вина.
Во всем этом моя вина, и он только что заплатил высшую цену.
Одна из моих слез вырывается, и Деймон наблюдает, как она стекает по моему виску, прежде чем впитаться в линию роста волос.
— Черт возьми, ты прекрасна.
И я думаю, что ты чертовски ненормальный, но я держу это при себе. Что-то подсказывает мне, что оскорблять его — не способ выпутаться из этого.
Наклоняясь вперед, он прижимается губами к моему виску, его язык слизывает остатки моей слезы.
— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я, ненавидя то, как звучит мой голос после одного-единственного его поцелуя.
— Он не заслуживает тебя, Калли. Ты слишком красива для таких, как он. Слишком чистая. — У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю, как сказала ему в ночь Хэллоуина, что я никогда ни с кем раньше не была. Его ответом было то, что он знал.
Следил ли он за тем, что я делала — или не делала — вообще?
— Так ты убил его?
Его рука скользит выше по моему бедру, и это заставляет все мое тело гореть от желания.
Глупое, предательское тело.
Подавляя свои эмоции, свое желание, я удерживаю его взгляд. — Мне нужно в ванную, — говорю я ему так мягко, как только могу.