Я все еще знаю это, но видеть ее лежащей под ним в пятницу вечером…
Черт.
Гнев захлестывает меня, и моя потребность обладать ею, черт возьми, несмотря на то, что прямо сейчас она моя, поражает меня сильнее, чем я когда-либо знал.
Мне было всего шесть лет, когда я увидел в ней эту красоту.
Мне было шесть лет, когда я сказал себе, что однажды она будет моей.
Если бы я только знал, что ждет меня в следующие несколько лет и как быстро я пойму, что никогда не буду достаточно хорош для такой девушки, как Каллиста Чирилло.
Обнаружить это было сродни потере любимого человека. В то время я понятия не имел, что это было, но с тех пор я обнаружил, что глубокая боль в моей груди каждый раз, когда я думал о том, что не могу сделать ее своей, была горем.
Возможно, она жила и дышала рядом со мной, но часть нее — нас — умерла в тот день, когда я понял, что ей нужен мужчина получше.
Поэтому я сделал шаг назад и наблюдал из тени.
Я наблюдал, как она росла. Расцвела из милой девочки в невинную молодую женщину, которая изо всех сил пыталась примириться с миром, в котором родилась, в то время как я прыгнул в него ногами вперед задолго до этого.
Меня тянет обратно в реальность, к ней, когда ее зубы впиваются в мою нижнюю губу так сильно, что вкус меди наполняет мой рот.
— Калли, — стону я в ее поцелуй, с трудом веря, что она позволяет этому случиться прямо сейчас.
Я могу быть сумасшедшим, собственником, импульсивным, ревнивым и целой кучей других плохих качеств, но я не идиот. Я более чем осознаю, что ей следовало сбежать, как только я дал ей шанс раньше.
Я даже оставил входную дверь незапертой для нее.
Но она не приняла его. Она даже не пыталась уйти.
Моя грудь наполняется осознанием того, что она выбрала быть здесь.
Она предпочла быть со мной в моей квартире вместо того, чтобы отправиться узнавать о последствиях того, что произошло с итальянцами в пятницу вечером.
Черт возьми, она меня почти ни о чем не спрашивала.
Она видела меня в худшем виде. Тем не менее, она все еще здесь.
Нуждаясь в большем, я отрываю свои губы от ее и целую в подбородок, покусывая кожу. Делаю именно то, что, как я сказал, мне нужно было сделать ранее, и стираю его прикосновения, его поцелуи, его метки с ее кожи, заменяя их моими собственными.
Ее спина выгибается на столе, когда я провожу рукой вверх по ее боку, не останавливаясь, пока не обхватываю одну из ее грудей.
— О Боже, да, — стонет она, ее тело снова выгибается, когда я отпускаю ее шею и беру другую в свою ладонь.
— Черт, ты такая чувствительная, — стону я, когда щиплю ее за оба соска, и она вскрикивает.
Ее хватка на моих волосах усиливается, и она притягивает меня к своему телу.
— Что тебе нужно, красавица? — спрашиваю я, желая услышать, как она умоляет меня.
— Твой рот. — Ее глаза находят мои, и она снова дергает меня за волосы, от жгучей боли мой член течет. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы твой рот был на мне, Николас.
— Чееерт. — Весь воздух вырывается из моих легких.
Я ненавижу это имя. Это связано с таким количеством дерьма в моей жизни, что я предпочел бы забыть. Обычно, услышав это, я становлюсь убийцей. Но слушать, как это слетает с ее губ как жалобная мольба…
Черт.
Это делает со мной то, чего я никогда раньше не испытывал.
— Ты гребаный ангел.
Наклонив голову, я глубоко втягиваю ее сосок в рот, заставляя ее выкрикнуть мое имя — мое настоящее имя — еще раз.
Я стону, вибрация проходит через нее, заставляя ее пальцы сильнее запутаться в моих волосах.
— Ты нужна мне, красавица.
— Ты меня не заслуживаешь, — выдавливает она между тяжелыми вдохами, когда я целую ее живот, целуя то сладкое местечко между ног.
— Ты думаешь, я этого не знаю? Но как бы правдиво это ни было, я не уверен, что могу позволить кому-то другому заполучить тебя.
— Это не тебе реш— черт, — визжит она, когда я хватаю ее за клитор и втягиваю его в рот. — О, мой Бог. Черт. Николас. — Ее бедра двигаются, прижимаясь влагалищем прямо к моему лицу.
Лучший, блядь, момент в моей жизни.
Прошлый раз был эпичным, но она не знала, кто я такой.
Это прямо здесь… это стоило того, чтобы сидеть сложа руки и наблюдать за ней на протяжении многих лет.
Потому что она здесь. Не потому, что она должна была быть — она могла бы легко уйти, — а потому, что она решила остаться.
Она хочет этого.
И по какой-то долбаной причине она тоже хочет меня.
Я набрасываюсь на нее так, словно умру без этого, наслаждаясь ее вкусом, запоминая ее крики удовольствия и мольбы о большем.