Как он может не чувствовать исходящий от нее запах секса? Чувствует ли он мой запах на ней?
Неужели он настолько чертовски влюблен и помешан?
Как будто она знает, что я здесь, ее глаза встречаются с моими в стеклянном блоке, через который я наблюдаю за ними, и весь воздух вырывается из моих легких.
Она улыбается. Маленькая чертова шалунья улыбается.
Она точно знает, что делает, несмотря на то, что всего несколько минут назад сказала мне, что не играет с Алексом в игры.
Возможно, она и сказала ему, что ей это неинтересно, но, склоняясь к нему, она внушает ему совсем другую идею. Даже если ее причины для этого не в том, чтобы подвести его, а в том, чтобы помучить меня, попытаться заставить меня признаться в том, чего я хочу, помимо наших украденных моментов в темноте.
— Рея, — говорит Калли. — Я думаю, пора спать, не так ли?
Рея фыркает, как капризный ребенок, и я стою там еще немного, ожидая, что она будет спорить. Но, к моему полному шоку, она просто встает на ноги и начинает двигаться ко мне.
— Черт, — шиплю я, мне нужно найти укромное место, и быстро.
Я бросаюсь к шкафу под лестницей и как раз закрываю дверь, прежде чем ее шаги стучат по деревянному полу коридора.
У меня кружится голова, и кровь приливает к ушам.
Я натворил много страшного дерьма в своей жизни. Но для меня нет ничего страшнее, чем люди, узнают, что у меня есть слабость.
Что мое темное и извращенное сердце действительно бьется.
И только для одного человека.
***
— Какого хрена на самом деле, братан? — лает Алекс через секунду после того, как вокруг меня загорается свет, освещающий его спальню в доме отца.
Он пристально смотрит на меня, его сердце, вероятно, пытается выскочить из груди, когда он видит меня сидящего на его кровати в темноте.
Я не знал, вернется ли он сюда, но, видя, что это ближе к дому Дэмиена, чем наши квартиры, я решила, что он может показаться — при условии, конечно, что он не останется на ночь у Калли.
У меня скручивает живот от одной этой мысли.
Он достает свой пистолет из-за спины и откладывает его в сторону, заставляя мои брови сойтись вместе. Какого хрена ему это понадобилось для работы няни?
— Где ты был? — спрашиваю я, несмотря на то, что знаю ответ.
— Какое тебе, черт возьми, дело? И какого хрена ты сидишь в моей спальне в темноте, как подонок?
Я пожимаю плечами, как будто это чертовски нормально.
По правде говоря, я ждал, ждал и тонул в воспоминаниях о прошлом, которые пробуждает пребывание в этом доме.
Была очень веская причина, по которой я первым переехал в наше новое здание, как только моя квартира стала пригодной для жилья.
Мне нужно было выбраться из этого места. Мне нужно было больше не быть тем человеком, которым я был, когда жил под этой крышей, скованный мнением тех, кто пытался подавить меня, сказать мне, что я недостаточно хорош.
— Потому что я подонок, — просто говорю я.
— Верно. Ну, если ты не возражаешь, я вроде как хочу лечь спать, — бормочет он, закрывая дверь и стаскивая толстовку.
Игнорируя мое существование, как будто я собираюсь раствориться в воздухе, он заходит в нашу смежную ванную комнату, чтобы отлить.
— Итак, где ты был? — я спрашиваю снова.
Он колеблется, и я начинаю думать, что он не собирается мне рассказывать. Но еще через несколько секунд он вздыхает, прежде чем спустить воду в туалете, и кричит: «У босса, нянчился с Калли. А что?» — спрашивает он, появляясь снова, сбрасывая джинсы и бросаясь на кровать позади меня.
— Просто поинтересовался. Я слышал, что остальные устраивали частную вечеринку в Аиде.
Он пристально смотрит на меня. — Как так получается, что ты по большей части отсутствуешь в нашей жизни, но точно знаешь, что все делают?
— Это талант, которым ты, очевидно, не обладаешь, так же, как и твоим умением стрелять из пистолета.
— Пошел ты. Я хороший стрелок, и ты это знаешь.
— Зачем тебе пистолет, если ты просто нянчился с мелкими?
Он пожимает плечами. — Это было в моей машине. Подумал, что мне следует принести это сюда. — Когда он произносит эти слова, в его глазах появляется что-то такое, что заставляет меня нахмуриться.
— Ты лжешь.
— Ну и что, блядь, если это так? У тебя выходной, помнишь? Папа хочет, чтобы ты несколько недель поиграл в любимчика учителя.
— Да, я получил эту гребаную памятку.
— Я вижу, ты хорошо к этому относишься, — язвит он, устраиваясь поудобнее и натягивая простыни до подбородка. Везучий ублюдок, без сомнения, сразу уснет, как только я перестану с ним разговаривать, и отключится на целых восемь часов. Он всегда был таким. И как только он уснет. Его ни хрена не разбудишь, пока он не будет хорош и не будет готов.