Дарган улыбнулся и едва слышно прошептал заклинание, которому научил его отец.
– Посмотри,– сказал он Лиин.– Отряхни песок и посмотри.
Она отдернула руку. Вся кожа ее сверкала мелкими золотыми песчинками. Как будто песок, что изо дня в день лился в фонтане, был золотым.
– Не может быть! – Лиин засмеялась.– Как ты это сделал?
– Ничто не проходит бесследно. Просто мы не всегда замечаем оставшиеся следы. Вот взгляни! – Он извлек из-под одежды медальон и показал «эльфийскую скорлупку» Лиин.
– Какая красота! – воскликнула девушка, тут же позабыв о песке времени и ускользающих минутах.
– Божественная красота. Ведь это работа самого могущественного Галлеана, бога эльфов и мужа Солониэль.
– Могущественный Галлеан!.. Но он мертв, его убил Вотан,– радость в голосе Лиин разом погасла.– Любое могущество ничтожно перед смертью. А смерть – это вечный плен… – Лиин помрачнела и стряхнула песок с ладоней, который тут же утратил свой золотой блеск.– Ты знаешь, как погиб Галлеан?
– Его убил гномий бог, пытаясь получить земли эльфов и завладеть прекрасной Солониэль. А чтобы Галлеан никогда не воскрес, Вотан обратился огромным волком, вырвал сердце соперника и зашвырнул на солнце. Несчастная Солониэль бросилась за сердцем, летящим по небу светлой кометой, и успела схватить его. Только жар солнца сжег ее тело, и она превратилась в ужасный скелет, лишенный плоти. Не умерла, но сделалась ужасной безмясой богиней.
– Где она теперь? – спросила Лиин, печалясь, будто Дарган был Галлеаном, а она – прекрасной богиней жизни Солониэль, в честь которой эльфы назвали море у восточных берегов своих пределов.
– Никто не знает. Скорее всего, бродит в эльфийских лесах и оплакивает своего мужа.
– Ты думаешь, это правда, то, что мне сейчас рассказал?
– Не знаю. Но уже очень давно никто не видел ни Солониэль, ни Галлеана. А стоит мне поднести медальон к уху и прислушаться, как начинает казаться, что я слышу далекий женский плач. Вот, послушай.– Он протянул медальон Лиин, не снимая цепочки с шеи.
Та склонила голову, прижала к уху. И в самом деле, услышала далекий плач.
– Может, это стон заключенного в медальоне духа?
– Нет внутри никого. Медальон пуст. Но… я когданибудь наполню его, обещаю.
– Как именно? Песком? Золотом? Водой?
– Этот талисман называют «Свет души». Я наполню его своей душой. То есть помещу туда свою душу.
– Хочу напомнить тебе: тогда ты умрешь.
– Именно. Мы все умрем рано или поздно.
– Я не умру! Я буду всегда! – упрямо воскликнула Лиин.– Я никуда никогда не уйду. Мне будет скучно среди бесплотных предков. Скучно и тесно в склепе.
– Хорошо, ты станешь алкмаарским эльфом. Но мне придется умереть, у меня нет твоей веры. Так вот, в момент смерти… надеюсь, это случится не скоро. Но ты… обещай, что ты уловишь мой последний вздох и поместишь в медальон мою душу.
– Дарган, опомнись! Ты превратишься в узника медальона! – Она возмутилась, даже топнула ножкой, мысль о неволе приводила ее в ярость.
– Что с того?
– Наши дети уже не смогут беседовать с твоей душой, звать тебя на пиры и праздники, вкушать пищу, когда твой дух присутствует за столом.
– Да, не смогут,– кивнул Дарган.– Но это меня не печалит. К тому же вряд ли сыновья и внуки будут так сильно по этому поводу печалиться: предки бывают такие зануды. Зато я дам силу талисману, мой артефакт превзойдет артефакт дома Таг и, возможно, многие другие. Кто знает, быть может, мои сыновья станут сильнее сыновей короля-жреца Ашгана. Тогда наши потомки встанут во главе могущественного дома. Увидеть возвышение и торжество своих потомков – разве этого мало?
– Вечное рабство в обмен на власть?
– Это не рабство,– покачал головой Дарган.– Это великое служение. И бессмертие. У тебя одна мечта о бессмертии – у меня другая. Ты будешь носить мою душу на своей груди – разве это не счастье?!
– То были детские фантазии – я-то не стану бессмертной! – отреклась от своих вымыслов Лиин.– Но ты останешься навеки прикованным к медальону.
– Это меня не пугает.
– Однако никто из твоих предков не захотел такой чести! – воскликнула Лиин.
Дарган поразился: его невеста слово в слово повторила фразу Ашгана.
– Дай мне слово, что ты исполнишь то, о чем я тебя прошу.– Он взял ее за руку.
– Я – мотылек, порхаю по своей воле, кто может мне приказывать и укорять? – девушка отступила.
– Я тебя не неволю. Лишь себя обрекаю на неволю. Один вдох и один выдох – вот и все, о чем я прошу.
– Столь немногое! Что ж, не пожалей потом, что сделался рабом эльфийской безделки, когда дороги назад не будет,– если раньше голос Лиин звучал как весенний ручей, то теперь в нем послышался звон металла. Синева ее глаз, казалось, изливалась из глазниц подобно магическому сиянию и заполняла все вокруг своим холодным мерцающим светом.– Разве тебе ведомо будущее? Разве ты знаешь, кто будет владеть медальоном, чью десницу ты наполнишь своей силой,– это уже не будет от тебя зависеть. Любое рабство ужасно, Дарган! А ты отдаешь в рабство даже не свое тело, а свою душу. Причем отдаешь навсегда.