— Аудроне? — голос Киарана вырвал ее из раздумий и заставил вернуться в реальность, в которой люди продолжали погибать, а виновные в этом — наблюдать малиновые закаты в розовом небе Луиты.
Они стояли у двери в его каюту, и Киаран озадаченно изучал лицо Аудроне.
— Ты здесь или все еще на «Ониксе»? — он погладил ее по щеке.
— Это не первая массовая гибель людей, за которой я наблюдала. Пугает, что это перестает впечатлять.
— Если все время думать об этом, можно сойти с ума, — он прижался лбом к ее лбу.
— Я хочу в душ, — прошептала Аудроне.
— Я тоже, — он выдохнул и закрыл глаза.
Они замерли, думая каждый о своем, и не решаясь войти в двери его каюты. Потому что оба знали, что, шагнув внутрь, должны будут оставить прошедший день позади и жить дальше. Потому что война продолжается. И каким бы страшным ни было ее лицо, они с Киараном навсегда останутся ее детьми.
Вильям и Тартас вошли в медблок и начали снимать с себя амуницию. Ткань костюмов оплавилась по краям ран и запеклась слоем корки, сорвать которую можно было только вместе с кожей. Вильям нашел ножницы и обрезал костюм по окружности раны Тартаса. Себе же он помогать не спешил, сразу переключившись на активацию своих приборов и вводе данных через сервис голосовой поддержки.
— Ложись туда, — Вильям указал на капсулу сканирования. — Я проведу диагностику и решу, что делать с твоей раной на плече.
— Ничего не делать, — ответил Тартас. — Надо снять с тебя костюм и просканировать твою руку.
Он начал расстегивать костюм Вильяма и когда дотронулся до его груди, тот поморщился.
— Ребра? — предположил Тартас.
— Обычный ушиб. Пройдет, — Вильям продолжал таращиться на свои приборы, как будто они были всесильны и самостоятельно способны вылечить все его недуги.
— Это ты без сканирования только что определил? — Тартас продолжал его раздевать.
— Я знаю, как болят сломанные ребра! — Вильям сказал это слишком резко, а Тартас отступил от него на шаг.
— Можно жить и с неработающей правой рукой, — он перешел на повышенный тон. — Можно установить протез, в конце концов!
— И больше никогда не быть военным врачом, — ответил Вильям. — И отбывать срок заключения, длиной в еще пятнадцать лет на какой-нибудь базе для военных преступников. Осматривать таких же осужденных, как и я, и делать записи об осмотрах с рекомендациями принять препарат, которого у меня не будет. Мои руки, — Вильям осекся, но продолжил, — это вся моя жизнь. Без них я — осужденный на наказание дилер наркоты.
— Ты сегодня едва не погиб! — Тартас перешел на крик. — По собственной глупости! Кто бросает ловушку Асгендо в неизвестность? Обзор! Если нет обзора — ловушку нельзя использовать. А ты пренебрег этим правилом и едва жизнью за это не поплатился. А сейчас, вместо того, чтобы радоваться спасению, ты сокрушаешься о ранении, которое можно попытаться вылечить, — Тартас сжал его плечо. — Хватит опускать руки, Вильям, и сдаваться на милость судьбе.
— Я все равно плохо кончу, — Вильям перевел на него взгляд.
— Заткнись, — с угрозой произнес Тартас, до боли в пальцах сжимая его плечо.
— Это просто краткий миг передышки перед печальным финалом, — Вильям поджал губы. — Знаешь, какая средняя продолжительность жизни у штрафников?
— Какая?
— Два месяца от момента вынесения приговора. Я живу взаймы уже три года. Дон и Шори — пять. Око — четыре. Жасмин — два. До нас в команде Киарана были другие офицеры. Дон и Шори знали их лично. И даже похоронить никого из них не смогли. Нечего было хоронить. Киаран не всесилен. Он старается нас уберечь, но и выстрелить нам в головы тоже может в любой момент. Так же, как и ты, — Вильям в упор смотрел на Тартаса. — Знаешь, что я почувствовал тогда, в тот момент?
— Что ты почувствовал? — прошептал Тартас.
— Облегчение. А теперь его нет. Его больше нет! — Вильям с силой сжал челюсти до скрипа белоснежных зубов.
Тартас переместил ладонь с его плеча на затылок. Надавил пальцами у основания шеи, стягивая белокурые волосы и причиняя Вильяму боль.
— Искать облегчение в смерти — проще всего, — произнес он. — Я знаю это, потому что пробовал. Несколько раз. И каждый из этих раз меня останавливали и наказывали. И вместо облегчения я получал новые страдания. «За что мне это?» — спрашивал я себя. Пока в полубредовом состоянии чей-то голос не прошептал: «Может, для того, чтобы научить тебя бороться?» Это сказал мой брат по несчастью. Он умер спустя два месяца. Наш учитель не рассчитал время, и парень истек кровью, вися на крюках в комнате «испытаний». Мои рубцы на животе, о которых ты боишься меня спрашивать, от этих крюков. Я научился бороться, Вильям. Поэтому все еще жив. И когда я погибну, облегчение, которое каждый из нас склонен искать, перестанет иметь смысл. Потому что мне на все станет наплевать. У тебя есть своя история. А у меня своя. Меня моя история научила не опускать руки. А твоя — продолжает тебя учить. Так может хватит топтаться на месте, Вильям? Дерьмовый конец ждет всех нас. Он называется «смерть». Рано или поздно мы все узнаем, что это такое. Лично я хочу встретить его достойно. Не с чувством облегчения, а с гордостью за то, как прожил свою жизнь. Чего хочешь ты — решать тебе. Протягивать салфетку, чтобы Вилли вытер сопли, которые распустил, я не стану. Я люблю мужчину, который знает, что он делает и ради чего. Верни мне этого мужика, Вильям, потому что по бабам я не ходок.
Вильям исподлобья смотрел на Тартаса. Взгляд карих глаз потемнел, меж бровей появилась морщина упрямства, а уголки полных губ поползли вниз. Выражение гнева и злобы медленно искажало его лицо, пока плечи не дернулись, и он с силой не оттолкнул Тартаса от себя.
— Пошел ты на хрен, ублюдок!
Тартас склонил голову:
— Я просил мужика вернуть, а не самовлюбленную скотину! Хотя, — Тартас отвернулся, — эту скотину я тоже люблю.
Вильям подошел к сканеру и начал вводить левой рукой параметры диагностики.
— Нажмешь зеленую кнопку, когда скажу.
Он лег в капсулу прямо в расстегнутом костюме и попытался расслабиться.
— Нажимай!
Тартас подошел к капсуле и наклонился к лицу Вильяма. Просто смотрел на него и ничего не делал.
— Так и будешь на меня пялится или, может, поцелуешь, в конце концов? — наконец, не выдержал Вильям.
— Злой Вилли, — Тартас прикусил губу. — Ты же знаешь, что меня это заводит?
— Не хочешь целовать, тогда иди и нажми кнопку!
— Я не говорил, что не хочу.
Тартас припал к его губам и с жадностью утопил язык, получая ласку взамен. Надо же было ему три года назад повстречать этого засранца в гей-баре, чтобы безоговорочно на него запасть. На мужика, который все в жизни делал только ради себя. Кто же знал, что даже спустя три года странное непостижимое чувство к незнакомцу не угаснет, а наоборот, обретет вполне четкую форму и даже название. «Любовь». Сложное слово из словаря эмоций и чувств. Постичь его перед роковым финалом — разве не высшая ли это благодать? Тартас считал, что именно такой его любовь и является. А значит, он и его миссия точно благословлены.
Глава 3
Киаран первым вошел в каюту и осмотрелся, будто искал нечто новое в давно набившем оскомину интерьере. Он крепче сжал руку Аудроне и поморщился, всем своим видом выражая отвращение и усталость к тому, что его окружает.
— Ты сказала, что после «Оникса» мы отправимся на Луиту, — произнес он сдавленно.
— И промахнулась с прогнозом, — Аудроне опустила глаза в пол. — Поэтому не имеет особого значения, насколько далеко в будущее других реальностей может заглянуть трансгрессир, ведь не бывает стопроцентных вероятностей. Всегда остается какая-нибудь цифра, маленькая, бесконечно стремящаяся к нулю, но она есть и может проиграться.