– Отсюда не стоит. Лучше из кабинета. Пожелай мне удачи.
– Удачи, – машинально пробормотал Вурб.
Шарот решительно шагнула к двери, но на пороге задержалась:
– Это все? Больше по нашему заданию ничего нет? Ты ни с кем не говорил? Подумай, сейчас важна каждая мелочь.
– Нет. Ничего нет и ни с кем не говорил, – растерявшись вконец, ответил Вурб, ошеломленный напором Шарот. – А ты, когда закончишь, приходи. Расскажешь, как все прошло.
Неожиданно Шарот улыбнулась. Нехорошо улыбнулась. Не то чтобы зло – холодно, безразлично. Разительная перемена.
– Нет, не расскажу, – сказала она.
– То есть? – удивленно спросил Вурб, не до конца понимая, что происходит.
– Сожалею, мистер Миратиста, но вы не оставили мне выбора, – сухо проговорила Шарот.
Внезапно черты ее лица, волосы, кожа, даже одежда словно потекли, размылись, уступая место новым формам. Несколько мгновений – и перед баскопом стояла Омра Вейц, совсем недавно покинувшая его квартиру.
– Проклятый метаморф! – осознавая, как легко его провели, проскрежетал зубами Вурб и вдруг, совершенно неожиданно для себя, обнаружил, что у него появилось странное непреодолимое желание расстегнуть кобуру на поясе и извлечь из нее пистолет.
– Что происходит?! – прошептал он, понимая где-то на уровне подсознания, что вовсе не хочет стрелять, а желание извлечь оружие продиктовано извне, чем-то или кем-то, вероломно вторгшимся в его разум.
– Когда НЭК предлагает сделку, отказываться не надо, – проговорила Омра, спокойно наблюдая за баскопом. – Это может быть… больно.
Женщина не опасалась, что Вурб выстрелит в нее. Подобного просто не могло произойти. Сейчас в крови баскопа находился универсальный синтетический нановирус. Он проник в тело Вурба через рукопожатие при первой встрече с метаморфом, обезопасил себя, моментально перепрограммировав иммунную систему наносинтона. Затем стремительно увеличил свою численность, разрушил защитные барьеры, проник в мозг несчастного, установил жесткий псионический контроль над разумом и…
– Стреляйте, мистер Миратиста, – даже не приказала, а просто вежливо попросила Омра.
Не понимая, что происходит, в ужасе глядя на мета-морфа, контролирующего сейчас каждое его движение, Вурб приставил холодный ствол «Килтрона» к своему подбородку, судорожно сглотнул, и, словно наркоман, понимающий, что каждая новая доза убивает его, но не способный от нее отказаться, нажал на курок…
Моментально потеряв интерес к своей жертве, Омра спокойно отвернулась от безжизненного тела Вурба, подошла к двери, открыла ее и негромко позвала:
– Мистер Листон, мистер Алсорк, можете приступать.
В дом вошли ее молчаливые спутники и принялись деловито осматривать квартиру.
– Работайте, господа, – распорядилась Омра. – Вы знаете, что делать. Я в СКОП.
В последний раз окинув тело Вурба Миратисты беглым взглядом, женщина вышла из квартиры, не мешая больше работе своих помощников. Она не любила убивать. Просто такая работа. И она выполняла ее безукоризненно.
ГЛАВА 9
Толпа. Орущая и визжащая в диком, почти животном восторге толпа, не способная думать ни о чем другом, кроме предстоящего зрелища. Не люди – твари, бездушные и жестокие, предвкушающие чужую кровь. Они чувствуют ее, они уже почти видят, как струи горячей липкой жизни брызжут из распоротых артерий, обильно заливая песчаную арену. Их жажда крови сильна. Она льется через край взрывом безумного восторга каждый раз, когда очередной воин падает, сраженный клинком другого. И кажется, этому никогда не будет конца.
Но «Песчаные бои» – это не просто зрелище. За неприглядной картиной кровавой мясорубки всегда крылась политика. Не высокая политика императоров и королей. Другая. Но не менее важная для Ченгхору, как одного из торговых центров Киштыра. На «Песчаных боях» делались ставки. Да какие ставки! В одно короткое мгновение, пока секира одного обреченного смахивала с плеч голову другого, пока шипастый набалдашник булавы более ловкого и сильного крошил лобную кость менее поворотливого, пока обычный нож оказывался длиннее двуручного меча, сидящие на трибунах теряли и обретали. И кто-то после этого становился счастливым обладателем каравана с «Золотой пылью», а кто-то подписывал смертельный для себя отказ от безопасного прохода через залив Отчаяния, кишащий вольными сборщиками податей, именуемыми иначе пиратами. Такие договоры покупались у главарей пиратского клана за баснословные деньги, и переписать бумагу в пользу другого означало навсегда лишиться покровительства в неспокойных водах залива. Кто-то отбирал у конкурента договор, чтобы разорить его. Кто-то думал лишь о том, чтобы обеспечить процветание своего дела. Но и договоры были не самым ценным, что ставили на кон торговцы, приходя на «Песчаные бои». В первую очередь это всегда было игрой, и только потом зрелищем. Впрочем, зрелищем весьма впечатляющим.
Кондора раздели практически догола, заставив нацепить кожаную набедренную повязку и стальные налокотники с короткими зазубренными шипами. Предложили на выбор оружие – десятки разновидностей колющего, режущего и крушащего, но он остановил свой выбор на стальном шесте длиной в его рост, грубо заточенном с одной стороны. Стражники лишь покачали головами, осуждая выбор бойца. Ему бы кисландский меч, изогнутый, словно плечо лука, и отточенный до бритвенной остроты. Или ливовую алебарду, легкую и изящную, как раз подходящую под его комплекцию. А что он будет делать с простым шестом? Разве что быстро и безропотно умирать под тяжелыми ударами соперника, выбравшего, кстати, «виссак» – секиру с двумя узкими длинными лезвиями, закрепленными на центральном стальном стержне. Тяжелое и смертоносное оружие в руках любого, даже не очень опытного, но достаточно крепкого воина. А соперник Кондора был крепок. И практически вдвое шире его в плечах, не говоря уже о росте. Именно такие глыбы плоти, могучие и беспощадные, были постоянными участниками «Песчаных боев». Однако, случалось, на арену попадали и такие, как Кондор. Не дохляк, но телосложения отнюдь не атлетического. Многие погибали на первой минуте боя. Но случались и исключения. Иногда на арену выходили ловкие и опытные бойцы, получившие тайные знания боевых школ и умело использующие их. Такие выигрывали. Но то были единицы. Остальных, иссеченных и обескровленных, лишенных подчас всех конечностей, уволакивали с арены на корм червям.