Наблюдая за присутствующими в храме, я отметил одну деталь, которая, на мой взгляд, может несколько облегчить это вживание. Во всё время богослужения активное участие в нём принимали только монахи и один из послушников. Остальные чернорясники и все миряне, за исключением одного — того самого, что в комнате для путников отбивал поклоны, а сейчас шептал слова молитв себе под нос — явно не знали латыни, и так же, как я сам, только старательно осеняли себя крестным знамением и отвешивали поклоны. Выходит, даже в этом мире человек, не знающий латинских молитв, не окажется слишком заметной белой вороной, что весьма хорошо: мне и без того постоянно приходится ловить любопытные взгляды исподтишка…
Как только прозвучало финальное "Амен!" церковка опустела. Войдя вновь в главное здание обители, толпа разделилась вновь на "местных" и "пришлых": монахи гуськом потянулись по коридору в сторону трапезной, миряне-странники же направились к лестнице, ведущей на второй этаж. Я сунулся было вслед за монахами, однако один из парней поймал меня за плечо:
— Тамо — неможливо! Идем до гуры!
Похоже, долгое пребывание в языковой среде начало давать свои результаты: я практически всё понял, а чего не понял — догадался. Ну что ж, "в гору", так в гору! Хотя жрать охота всё сильнее, но, надеюсь, с голоду пропасть не дадут: харчей я наготовил в трапезной на всю толпу, значит — или позовут ужинать, или принесут, так что подождём в "гостевой". Тем более наверху остался загадочный итальянец с его ротфронтовской жестикуляцией — надо глянуть, как он там, болезный…
…Пьемонтец был плох.
Когда мы вошли, длинный худой монах, сидевший у изголовья умирающего повернул голову на шум и, увидев меня, устало протянул:
— А, вот ты какой… Ну-ка, иди сюда! Он тебя постоянно зовёт, всё "фрателло" да "фрателло". Видно, хочет перед кончиной что-то важное поведать.
"Здравствуйте вам! Что-то день сегодня насыщенный: то за фальшивомонетчика приняли, то монаха китайским ножиком соблазнял на подделку документов, то допрос, то готовка, а теперь вот с без пяти минут покойником беседовать! Достало, однако!"
Но ничего не поделаешь: подхожу к тюфяку итальянца, сажусь. Чёрные глаза под узкими, словно выщипанными бровями, внимательно следят за моими движениями.
— Приходил… фрателло…
— Пришёл, как видишь. — Дурацкий ответ, сам знаю. Зато правда.
— Кончаюсь… Будешь Пьемонт, увидел наши фрателли, передай… передай скажи Дольчино, такой слово: "Куйте железо". Не передай "Возжигайте огонь!". Нельзя. Что надо было привезти — мы с фрателли не смогли. Не достали… все умер… и я тоже буду сейчас умер… Ты понимал?
— Да, понял я.
— Репетер!
"Ага, вроде "репетиции". Наверное, "повтори"".
— Передать Дольчино "Куйте железо". Нельзя говорить "Возжигайте огонь", потому что вы не смогли достать необходимое, все погибли.
— Так…
Теперь хорошо, можно умер…
Фрателло, бери мой палка… Деньги поделите — аурум возьми… ты знаешь… как распорядиться… Остальное — на мессы в монастырь… похороны… Сапоги — убогим…
Слова умирающего всё тише, воздух изо рта вылетает с пришепетыванием.
— Господь со мною… Вива Ита… Оливки хочется…
Рядом сидящий монах рукой провёл по лицу пьемонтца, смыкая ему веки, встал у изголовья и, сложив молитвенно руки, затянул печально-мелодичный речитатив…
Вот и всё. Был человек — и не стало. Куда-то шел, к чему-то стремился, боролся — до конца, не хотел уходить, не передав секрета… И кончился. Как будто оборвалась плёнка в старом кинопроекторе во время сеанса фильма про героев-подпольщиков…
К молитве монаха присоединились двое мирских, третий выскользнул за дверь и тут же по ступеням лестницы застучали деревянные подошвы его обуви.
Я всё так же продолжал сидеть рядом с телом. Чтобы чем-то занять руки, принялся поправлять ложе покойника, сложил его руки на груди. Эх, свечки нету, ну да, надо думать, у братьев-монахов такого добра должен запас иметься.
Подтыкаю и выравниваю края сенника. Оп-па!.. Ну-ка, что это? Вытаскиваю из-под края постели покойного весьма солидный посох, окованный понизу железом и изукрашенный примитивизированной резьбой на евангельские темы. По крайней мере, чётко удаётся опознать сюжеты Тайной вечери и несение Креста.
Надо полагать — это и есть завещанная пьемонтцем "палка". Денег, правда, не обнаруживается, ну да шут с ними!