За время своих копарьских похождений я сумел ко многому привыкнуть. Случалось — обедали рядом с мешками, в которых были сложены костные останки бойцов. Доводилось и выкапывать кости на том самом месте, где в прошлый раз ночевали, прямо там, где был пол палатки. И из ржавых касок волосы с остатками скальпа выскребали. Было и такое, когда из ила на дне пруда вытянули немца — не кости, а недоразложившуюся органику, которая при контакте с воздухом стала расползаться, растекаться грязной вонючей лужею… Так что свежий покойник не доставлял мне никаких неудобств. Чего покойников опасаться-то? Мёртвые, как известно, не кусаются. Живых бояться нужно!
Постепенно странноприимное помещение наполнилось людьми. Пришедшие бенедиктинцы присоединились к своему собрату с чтением заупокойных молитв. Послушники же приволокли столешницу из горбыля и перетащили на неё тело, после чего подняли эти "эрзац-носилки" и направились к выходу. За ними последовали и монахи, за исключением того самого, худого, который был рядом со мной при последних минутах умирающего. Кстати, на богослужении я его не видал: похоже, он всё время сидел возле итальянца. Скорее всего, это и есть тот самый брат Иероним, чьё имя упоминал днём приведший меня сюда послушник.
— Меня зовут Иероним, я смиренный слуга Всевышнего. А ты, как легко можно догадаться, тот самый странствующий мастер из Железного города?
Ну, так и есть — Иероним! Местный Айболит и по совокупности специалист по ритуальным услугам…
— Из Штальбурга, святой отец. Меня зовут Макс. Макс Белов.
— О тебе и стране твоей рассказывают много странного. Но влияния Врага рода людского в тебе не замечено, хоть ты и небрежен в молитве. Но этот грех отмаливается.
Отец Григорий распорядился, чтобы ты прибыл к нему как только Господь прервёт мучения твоего знакомца и его отнесут в притвор. Кстати, откуда он тебя знал? Ведь, как я понимаю, ты только сегодня пришёл в этот город?
"Что сказать? Про "Рот-Фронт" — не поверит, да и не стоит вообще упоминать о будущем… А, ладно, чем проще брехня — тем сложнее запутаться!"
— Святой отец, я его не знал. Покойный — давний знакомец моего дяди, не раз плававшего с товарами в итальянские земли.
— Вот как… Допустим. Кстати, ты не расскажешь о своём дяде? Какие товары он возил в Италию?
"Вот же "гестапа"! Всё ему надо знать! Нет, точно — в этом монастыре не иначе как подпольный партизанский штаб в одном флаконе с контрразведкой. Всё, решено: как только разберусь, что и как — буду отсюда сваливать, причём в темпе. Иначе сгорю, как свеча!"
— Масло возил, сахар возил… Уже не возит: потонул два года назад во время шторма.
— Соболезную твоему горю. Однако уже пора — пойдём к отцу аббату! Я провожу, ведь ты, вероятно, ещё не привык к расположению келий нашей обители…
"Ага. Проводит, а попросту сказать — отконвоирует, чтобы латата Макс не задал из этого гостеприимного места. Ну что ж, пойдём".
Спустя несколько минут я во второй раз за день оказался в келье-кабинете местного аббата, а кроме того — потомка весьма знатного рода Пястов. Кстати говоря, что-то знакомое крутится в голове насчёт них. Какое-то знакомое слово… Но какое? Помню только что-то насчёт "орлицы Пястов" в Великую Отечественную, но с чем это связано — хоть расстреляйте, не помню! Что-то насчёт поляков… но здесь-то никакой Польши нет: давным-давно растоптана копытами монгольских туменов…
— Итак, сын мой, судя по трапезе, приготовленной тобою нынче, ты действительно проходил обучение у почтенных мастеров кухни. Особо братию поразила каша — не твёрдая и плотная, яко каравай, но рассыпающаяся в тарели. Выражаю тебе удовольствие.
— Рад служить, Ваше преосвященство!
— Тем не менее, ввиду того, что правила ордена не позволяют роскошествовать в пище и предаваться греху чревоугодия, братия не имеет возможности полностью ценить твои умения в приготовлении кушаний для мирской знати. Соответственно, никто, кроме тебя самого, не сможет подтвердить, что ты действительно являешься цеховым мастером, тем паче, что цеха кулинаров в Жатеце никогда не было.
— Так что же мне делать, Ваше преосвященство?
— Поскольку долг матери-Церкви — оказывать поддержку всем своим детям, я готов помочь тебе. Откровенно говоря, ты мне понравился, Макс из Штальбурга! Хочешь ли ты остаться в этом городе, чтобы осесть вне монастыря и трудом своим зарабатывать честный хлеб?
— Готов, Ваше преосвященство!
— Ну, раз готов, тогда сделаем так: в течение десяти дней, начиная с сегодняшнего, тебе дозволено приходить в обитель невозбранно и жить в странноприимной комнате. Кроме того, тебе будет выдан знак, по которому ты в течение года и одного дня, также начиная с сегодняшнего, получишь отсрочку от выплаты церковной десятины с доходов, выплату которой ты должен будешь произвесть только во второй, третий и четвёртый год твоего пребывания в Богемии, добавляя к десятине за эти годы по одной трети соответственно. Однако тебе надобно знать, что от уплаты монгольской десятины, княжеских и городских податей и сборов Церковь тебя освободить не в праве. Кроме того, если ты захочешь до истечения пяти лет покинуть Богемию, ты будешь обязан выплатить все оставшиеся долги в двойном размере, как это указано в существующем Уложении. Согласен ли ты на сие?