— Ой вей из мир! Вы же меня буквально раздеваете, клянусь целомудрием царя Давида! Пять денариев и трихеллера за каждую — и разойдёмся, как благородные люди!
— Это какой Давид? Который с Вирсавией грешил? Помню-помню такого. Три с половиной — тай годи!
— Слушай, ну откуда вот такие берутся? Совсем совести нет, сколько не давай! Пять денариев и ни хеллером меньше!
Хаим прихлопывает монеты ладонью, явно показывая, что готов вовсе убрать их с прилавка.
Похоже, я уже "достал" бедного ювелира. Нет, я понимаю: человек хочет свой маленький гешефт за счёт приезжего "лоха" сделать. Но ведь тут ключевое слово "маленький", а у этого выжиги совсем нюх потерялся, я смотрю. Ну что ж, будем восстанавливать — его же методами.
— Пять денариев за каждый? Точно? И металл редчайший?
— Совершенно точно! Никто во всём городе меньше не предложит!
— От своего слова не отказываешься?
— Не отказываюсь, как можно?!
— Ну, тогда вот…
Небрежным жестом вытаскиваю кошелёк и высыпаю на стол, придерживая ладонью, чтобы не скатились, всю наличествующую "белую" мелочь производства Монетных дворов Российской Федерации.
…Немая сцена…
…
— Я не понял: и кто из нас еврей? Нет уж, если ты меня решишь поцеловать, почтенный, то я просто обязан буду пересчитать свои зубы!
Разумеется, евреем из нас двоих оказался ювелир. Он же, по совместительству, и меняла. После следующих сорока минут торга, клятв и ругани мы сошлись на том, что приемлемый для обеих сторон обменный курс составляет два денария восемь хеллеров и четыре обола за каждые пять копеек моей наличности. Чёрт с тобой, золотая рыбка!
Ещё часа полтора я провёл, считая и пересчитывая кучу разнообразнейшего "металлолома", в основном бессовестно обрезанных серебряных монет и обрубков витой проволоки и слитков, на вопрос о происхождении которых Хаим довольно честно ответил: дескать, от проезжих монголов достались. Да, у этих узкоглазых ребят не только резаная проволока могла оказаться, но и чего похуже.
Несмотря на свой хитровыделанный характер, ювелир мне даже понравился. Нет, разумеется, он всячески пытался обжулить посетителя во время предварительного торга, однако после того, как ударили по рукам, прекратил всякие попытки выгадать лишний хеллер. В итоге после всех расчетов передо мной лежали две кучки денег: тёмная бронзово-медная и светлая серебряная. Наособицу лежала половинка золотого безантина, наподобие полученных в наследство от пьемонтца Джованни, но раза в полтора толще. Разместить всё это богатство в моём кошельке, предназначенном главным образом для бумажных купюр, не представлялось возможным. Пришлось набивать почти до отказа карманы "афганки", в результате чего в смысле свободы движения я стал напоминать плюшевого медведя: знаете, такие здоровые, неудобные, их ещё многие девчонки отчего-то любят?
Хорошо ещё, что поддерживающий брюки ремень от офицерской портупеи выпуска первых послевоенных годов был сшит на совесть — что-что, а культура производства при Сталине была на высоте! — и мне не пришлось поддерживать руками штаны, сползающие под весом металла…
Покинув хаимову "ювелирку", я всерьёз пожалел, что не согласился на предложение отца келаря оставлять свои деньги на хранении в монастыре. Ну да уж ладно, кто же знал? И на старуху бывает проруха…
Зато теперь будет несколько проще с местной конвертируемой наличностью, как говорится, на первое обзаведение…
А что нам, спрашивается, на первое время необходимо? Крыша над головой пока что вроде имеется, хотя гостеприимство братьев-бенедиктинцев, разумеется, не бесконечно. Так что присмотреть "квартирку" на будущее стоит уже сейчас. Разрешение на открытие своего "дела" обойдётся в копеечку — и её, эту "копеечку", тоже надо как-то добыть… Да и оружие посерьёзнее моего свинореза сорганизовать бы неплохо: век нынче суровый, без клинка народ даже за ворота не выходит… А пока что задача "номер раз" — максимально вписаться в местное общество, причём как визуально, так и юридически.
С этими мыслями я вновь воротился на Замковую площадь, где опять окунулся в шум жатецких торговых рядов.
Местный рынок нынче был не слишком многолюден, вероятно, из-за будничного дня постной пятницы пустовали немногочисленные вешала, с которых накануне свисали на верёвочных куканах разделанные куски мяса и корзины со связанной птицей. Торговок с лукошками, в которых скрывались в потемневшей прошлогодней соломе мелкие — в половину мельче привычных мне в XXI веке — куриные яйца, тоже не было видно. Зато рыба нынче была в достатке, притом всяческих размеров: от голавликов с мизинец до сомов длиною с мой рост…