— Захади, джанэ, захади!
Хозяин лавки — жилистый невысокий широкоплечий армянин лет сорока, обросший бородищей, поверх которой висела на серебряной цепочке медная пластина пайцзы, кинулся ко мне, как к родному, жестикулируя так, что его широкие синие рукава плескали, будто голубиные крылья.
— Чего ищешь — всё атыскаем! Хочешь — есть перец красный, хочешь — есть белый! Имбир есть, киндза сухой — тоже есть, немножко покушал — целая ночь с красавицей хорошо! Инжир есть, лукум, тархун-трава: всё такой сладкий, как невинный дэвочка!
"Э, знакомая манера! Насмотрелся я в своё время дома на таких вот "гостей нашего города". Надо же: века проходят, а манера поведения — всё та же. Купец этот — ещё, вроде, нормальный: торгует себе, никого не цепляет…"
— Здравствуй, уважаемый! Смотрю, торговля твоя процветает: вон какую лавку занимаешь! Судя по ароматам, выбор пряностей у тебя хорош. Может, и для моих нужд отыщется что-нибудь полезное и недорогое…
— Канэчна, атыскаем! Ещё никто не сказал, что у Хачика есть бэспалезный тавар! Гавари, чего хочешь, будем пасматреть! Астанешься доволен!
— Лист лавровый нужен, горчица и чёрный перец — зёрен примерно тридцать. Есть у тебя такое?
— Есть, канэчна. А тебе что — сразу всё надо? — насторожённо спросил купец. — Сильно много стоить будет.
— Не дороже денег. И потом: мы же почти земляки, а земляк земляка не обманет, и лишнего не возьмёт, правильно? — Я перешёл на русско-армянский "суржик", к которому привык с детства во времена жизни в Закавказье.
— Э, какой земляк, аткуда земляк? У нас в Карсе, да и во всём Вананде таких не встречал… И говоришь не совсем по нашему! Как тебя зовут, джанэ, аткуда приехал?
"От Волги до Кавказа всяко ближе, чем до Чехии, так что в некотором роде мы с торговцем действительно — земляки".
— Вот где-где, а в Карсе не бывал, но в Армении жил, да. Ереван знаешь?
— Эривань? Эривань знаю, почему не знаю?
— Вот там я и жил. Моего отца — Михаила Белова — там многие помнить должны. — "Ага. Только лет через пятьсот-шестьсот. Десять "календарей" батя в солнечном Закавказье в погонах оттрубил, да тринадцать — "выслуги". — Сейчас он снова домой в Штальбург вернулся, ну а я вот сюда попал. Максом меня зовут, Максом Беловым.
— Купец? С караваном прибыл? Почему я про караван ничего не слышал? И где этот Штальбург? В Империи?
— Нет, уважаемый Хачик-джан, не купец я. Сюда один явился, чтобы на жительство осесть, да своё заведение открыть, бог даст. Кухарь я, как здесь говорят. А по нашему — кулинар. Что до Штальбурга — не ты первый такие вопросы задаёшь. Не в Империи сей город, напротив — далеко на Востоке…
— А, тогда понятно! Я на Восток не ездил почти: персы с монголами постоянно воюют, дороги неспокойны: то войску попадёшься на пути, то кочи перехватят, а через Железные ворота и вовсе не пройти. Быстрее морем до Таны доплыть, а уж оттуда по монгольским землям каравану весьма безопасно: в улусах всякий ханскую пайцзэ чтит! — Хачик гордо выпятил грудь, поглаживая медную пластинку. — Земли здесь не бедные, но погоду Господь им дал не самую лучшую: толком ничего не растёт: ни инжир, ни гранат, ни лавр: про перец и не говорю — его и в благословенный Карс издалеча привозят… Обидно, да? А мне не обидно. Я сюда два хурджина специй привожу, а через три месяца обратно с хурджином денег возвращаюсь. Потому, что умный: ни с кем не воюю, со всеми торг веду, и свой доход получаю.
— Очень мудро поступаешь, Хачик-джан. Однако всё-таки давай вернёмся к твоим товарам…
— И к твоим деньгам, джанэ!
Через минуту на столе были разложены три горшочка с горчичными зёрнами коричневого, жёлтого и зелёного цветов, кожаный кисет с горошинами чёрного перца и целый веник покрытых увядшей листвой прутьев лавра.
— Вот, Макс-джанэ, что тебе надо — всё имеется! Так сколько, говоришь, тебе горчицы надо? И какой именно: молодой или выдержанной?
— Вот этой плошку, пожалуй, возьму. — Я ткнул пальцем в ёмкость со светло-жёлтыми зёрнышками.
— Э, сколько лет езжу сюда торговать, а в третий раз всего вижу, чтобы её плошками покупали! Слушай, джанэ, зачем тебе столько много надо, а? Ты не знаешь разве, что коли сих зёрен много съесть — то в нутре пожар случается и человек сгибнуть гораздо быстро способен!
— Значит, нужно, раз беру. Не беспокойся, Хачик-джан, я вовсе не собираюсь всё это зараз съедать. Эти специи украсят трапезу в монастыре братьев-бенедиктинцев.
— Такой молодой — а уже в монахи думаешь податься? Но ведь ты говорил, что собираешься в этих краях своё заведение открывать?
— Верно, говорил. Но ты же сам купец, и понимаешь, что достойный товар в новом месте нужно достойно показать лицом.