— Простите, пан мастер! Это получилось не нарочно. Сейчас мы с Дашкой всё приберём! — Голос Зденка отвлёк меня от прекрасного зрелища. Ну что же, сам виноват: не нарушай гармонию! В три шага я оказался рядом и "от всей пролетарской щедрости" отвесил разгильдяю звонкого "леща".
— Вот накажу — и прощу. Посуда денег стоит. Продолжай приборку!
Мгновением позже я уже уходил от летящей в лицо мокрой тряпки, рефлекторно ставя блок левой и перетекая в сторону.
— Не смей бить моего брата! Ай!
Мокрая ряднина с чавком шлёпается на каменный пол, а девушка невольно оказывается согнутой пополам с вывернутой за спиной конечностью. Рефлексы, чтоб их! Хотя… выглядит она в этот момент весьма… Ну, вы понимаете.
Тут же отпускаю юную агрессоршу, во избежание новой атаки отшагивая в сторону. Впрочем, ни о каком нападении красавица уже не помышляет, бережно нянча левой рукой слегка пострадавшую правую. Зденко — молодец какой! — схватился за лежавший на столе нож. Сестрёнку обижают! Правильно, так и надо: Род — это святое.
Совершенно спокойным голосом — никакой агрессивности и крика! — расставляю точки над "i":
— Так, дорогие мои. Ну-ка, тихо, тихо. Спокойно. Никого я не бью — я воспитываю. И буду воспитывать, чтобы из разгильдяя сделать мастера! И никому не позволю мешаться в процесс! Ясно тебе, ученик? Кстати, нож можешь пока что положить на место, он скоро понадобится.
— Ясно, мастер…
— А ты, красавица, прекращай тут руками размахивать! Ишь, развела матриархат, амазонка!
Выходит, ты и есть дочка пани Костековой?
— Да! Я всё матушке расскажу!
— Правильно. Расскажи. Пусть она тебе ещё всыплет. А то взяла моду!
— Ой…
Да, интересно я с девушками знакомлюсь, ничего не скажешь!
Впрочем, хотя в прежнем моём времени такие знакомства и происходили в более "мирной" атмосфере, ни разу мне не приходилось испытывать столь сильных эмоций от самого вида красавицы. И ведь не сравнить её со сталинградскими девчонками: те, ясное дело, поразбитнее, наряды откровеннее, причёски, макияж, косметика — манят взгляд. У зденековой же сестрёнки платье почти до полу, волосы убраны под косынку, лучшая в мире косметика — это полное отсутствие косметики на чистом красивом лице… Нет, куда уж до неё "продуманным россиянкам", у которых на лбу крупно расписана вся жизнь: карьера — поиск богатого дурака, тьфу, жениха, — замужество — один ребёнок "чтоб был" — снова карьера — шопинги — шмотки — забугорные курорты… Впрочем, что это я? Как людей общество воспитало — так они и живут. Были иные времена — и ценности были иные. В сталинские годы женщина могла стать и лётчиком, и стахановкой-Героем Соцтруда, и народным — действительно НАРОДНЫМ! — депутатом, и много кем ещё… Так тогда в Кремле сидел не кто-то там, а сам Сталин! А кто сейчас у власти? То-то… Вот и воспитывают не лётчиц, а проституток, не стахановок, а — в лучшем случае — "бизнес-вумен"…
Конфликт удалось быстро утрясти, молодёжь закончила приборку, после чего я приступил к поварскому священнодействию, озадачив Зденека на "подай-принеси". На притаившуюся у стеночки любопытной тихой мышкой Дашу решил не обращать внимания: пускай запоминает процедуру готовки, жизнь у неё ещё долгая, пригодится. Но "решил" и "сделал" — не всегда одно и то же. То и дело мой взгляд словно сам по себе искал стройную фигурку в скромном платьице.
Круто замесив пресное тесто и скатав его в "колбаски", я заставил парнишку накрошить крупными кубиками несколько горстей птичьего мяса. Выловив из кипящего бульона кости, сам принялся отрезать от тестяных "колбасок" небольшие кусочки, и, начинив их курятиной, закинул в горшок и оставил вариться.
Оставшееся в керамическом сосуде птичье мясо проложил в несколько слоёв кольцами лука, посолил, добавил сухой горчицы и залил сверху слегка разогретым топлёным маслом. После чего озадачил ученика поисками тряпицы и лыка, чтобы завязать горловину. В условиях отсутствия автоклавов, холодильников и консервных заводов — вполне приличный способ хранения мяса, скажу я вам…
Ещё один горшок пришлось занять для поджаривания крупно нарезанного сала. Как только прогретые до прозрачности кусочки принялись плавать в собственном жиру, я наполнил посудину до половины нарезанным луком, посолил, хорошенько при этом перемешав и отодвинул к краю очага, чтобы закуска не пригорала, а равномерно тушилась, прикрытая вместо крышки серебряной тарелью — памятным подарком русских калик.
Не теряя времени, распорядился, чтобы ученик длинной деревянной ложкой повылавливал из горшка успевшие свариться "клёцки с душой" и разложил сушиться прямо на столе, сам же накрыл огонь за неимением сковороды медным листом, который промазал оливковым маслом из заветной крыночки. Затем клёцки, с которых успели стечь остатки жидкости, были бестрепетно отправлены на этот примитивный противень на прожарку.