Давешний цирюльник, как и предполагалось, был на рабочем месте. Ввиду отсутствия клиентуры он занимался подкрашиванием облупившейся красно-белой спирали на закреплённом у двери жезле, служащем опознавательным знаком его гильдии. Рядом золотился приставленный к стене новенький медный таз, а на одном из двух табуретов были аккуратно, как в хирургическом отделении, разложены нож для бритья, щипцеподобные ножницы, ланцет, коробка с иглами и мотком жил, глиняная плошка с серым жидким мылом и горшочек квасцов. Второй табурет, как я уже знал, предназначался для клиентуры. Увлечённо насвистывая, мастер Кралек не замечал ничего вокруг за своим занятием.
— Бог в помощь, уважаемый!
— Бог-то Бог, да я и сам не плох! А, это вы, пан чуженин! А слухи ходили, что вы покинули наш Жатец. Видно, врали люди? Чем же могу услужить?
— Нет, люди не врали. Действительно, путешествовал тут недалече, а теперь вот вернулся. Ну, а услуга, пан Кралек, мне действительно ваша нужна. Эвон как щетиной зарос, скоро борода как у столетнего деда будет. Надо бы лицо в порядок привести, да и подстричься немного не мешает.
— Это мы мигом, со всем нашим великим удовольствием! Прошу садиться вот сюда, а я сей минут, единым духом! — Торопливо вытирая руки о холщовый передник, цирюльник ринулся внутрь дома, откуда тотчас послышалось позвякивание и погрюкивание. Спустя полминуты, когда я уже безмятежно примостился на свободный табурет, Кралек выбежал из дверей, держа в руках довольно объёмистый глазированный горшок, который тут же насадил мне на голову по самые уши.
— Ты что, одурел?!!
Табурет, отлетев, ударяется в каменную стену дома, мгновением позже притягиваю брадобрея за вырез котты к себе, левой рукой перехватывая его запястье с зажатыми в пальцах ножницами.
— Пане, пане! Что с вами?!! Пощадите!!! За что?!! — Перекошенная ужасом физиономия "фигаро" — бледнее поганки. В глазах — переполох. — Я же даже не оцарапал пана, ещё ни волосинки не срезал!
— Ты чего творишь? — Оттолкнув перепуганного Кралека, сдираю с головы горшок. — Совсем обалдел: людЯм посуду на башку напяливать?!!
— Так ведь пан сам велел постричь его! А как же иначе стричь: пан-то, при всём уважении, не вояк и не благородный рыцарь, его иначе, чем под горшок стричь невместно…
"Под горшок". Эти слова, хоть и произнесённые на старочешском, расставили всё на свои места. Видал я такую "причёсочку", и не раз: и у писаря на репродукции репинских "Запорожцев", и в различных фильмах на темы о сечевом "лыцарстве" и европейском Средневековье, а уж тем паче — здесь, на головах горожан, — ан забыл вовсе, каким способом получался тот забавный "причесон", когда ниже ушей волосы мужчин снимались подчистую, оставаясь на голове эдакой смешной копёнкой.
— Тьфу ты, зар-раза! Что ж ты нормально сразу не сказал, что делать будешь? Видишь: человек сидит, о вечном задумавшись, а ты ему ни с того ни с сего макитру на темечко! Предупреждать надо… Ты уж прости меня, пан Кралек: был не прав, действовал, не подумавши. Готов загладить свою резкость. Как насчёт двух хеллеров компенсации?
— Шесть с половиной, ласкавы пан…
— А что не марку сразу, а? — Вот не нравятся мне такие "терпилы": не успел от шока отойти, а уже деньги вымогать принимается.
— Никак нельзя марку. Шесть хеллеров штрафа за такое поношение ратманы присуждают…
— Не врёшь?
— Зачем? Это всякому ведомо: шесть за оскорбление с хватанием, дюжина — за побои, за лёгкое увечье — до сорока хеллеров. Так что больше шести не присудят, но и меньше — тоже. Так что — шесть с половиной, прошу ласкава пана…
— Ладно, убедил. Шесть. Ну а ещё пол-хеллера за что?
— Так чтобы в суд не обращаться. Паны ратманы за вынесение решения не менее половины суммы ещё в свою пользу отсуждают.
— Ну что ж, коли так — договорились. Погоди малость: сейчас омоньер развяжу…
— Пусть ласкавы пан не торопится. Как закончим бритьё и стрижку, так сразу за всё и расплатится.
— Вот оно как… Так ты, пан Кралек, на меня не в обиде?
— Какая обида может быть, пан чужин, когда работа идёт?..
Парикмахер мне, действительно, попался не обидчивый. Признаться, вновь садясь на табурет, я слегка опасался за целостность ушей, но не праздновать же труса перед "рыцарем бритвы и ланцета"? Так что пришлось просидеть весь сеанс спокойно. Единственным условием поставил исключение гончарной продукции из процесса стрижки. Поворчав что-то о "странных чужинах с их вельми странными привычками", цирюльник принял пожелание клиента к исполнению. При стрижке пришлось испытать некоторый дискомфорт, так как ножницы, управляться с которыми цирюльнику пришлось обеими руками, изредка всё же защемляли и тянули волосы. Но тут уж, как говорится, назвался груздём… Сам от макитры отказался, так что перетерпел. Зато бритьё бронзовой мегабритвой прошло на ура, не хуже, чем дедовой "опаской", перешедшей ко мне по наследству и оставшейся в том суматошном двадцать первом веке, который вспоминался теперь всё реже и реже…