— Быстрее дойдем – быстрее отдых, – уже серьезно сказал Серега. – Опытные же бойцы, сами знаете.
Стрелки согласно заворчали, не очень радостно, но с осознанием.
Осознание – вот что главное для солдата. Собственно, для командирской лошади и жопы это тоже главное. А для не совсем понятной «командно-запасной» должности товарища Васюка так и вообще первоочередное.
Так и не вернулся Серега в ротные, и уж точно не дали под команду батальон. Который месяц при штабе, уж лето давно кончилось, а всё «ты, Васюк, командирский резерв, отдыхай пока». Ну, насчет «отдыхай», конечно, откровенная ирония, дел хватало. Вот и сейчас – не в штабной спокойной колонне, а «давай, проверь, подтяни-подгони, спят на ходу». Уже четыре формальных должности скорострельно сменил: от помощника начальника штаба до конной разведки, которой на тот момент и в принципе не существовало.
Активно переформировывалась, восстанавливалась потрепанная дивизия весь остаток лета и начало осени. Стояли у Голицыно, в старом военном лагере, приводили в порядок и себя, и запущенное лагерное «расположение». Приходили новые кадры, оружие, командный состав, возвращались бойцы и командиры из госпиталей. Вникал товарищ Васюк, бросаемый на проседающие бумажно-строевые участки, в суть дела, ездил получать материальную часть. В армии ведь частенько как получается: нужно вещевое получить – кого послать? – Иванова? – не, рохля он, – Сидорова? этот хваток, но там на станции рынок, самогоночка, не устоит перед искусом. А пошлем Васюка, он и имущество примет, и к спиртному равнодушен, и в магазине по выданному списку отоварится. Не особо справедливо, но жизнь, она такая.
Снова капало с неба на промокшую плащ-палатку, смотрел старший лейтенант с Абрикоской, как возвращают колесо на двуколку пулеметной роты, помогал советом – не особо ценным, но вдохновляющим и согревающе-юморным. На своем месте был товарищ Васюк, жаловаться и не думал. Пусть не совсем четко заявлено это самое место в штатном составе, но уж точно не бездельник. Тем более, имелись в такой неопределенной ситуации и приятные нюансы. Народ ценил, командование не забывало. В августе, в числе прочих отличившихся при прорыве из окружения, получил орден «Красной звезды» и звание «старшего». В сентябре…
…— Серый, с тебя причитается!
— Да когда я забывал?! Причитается, значит причитается. А что хорошего у меня случилось?
— В Москву едешь! За пополнением. Привезешь оттуда прикомандированных курсантов Московского военно-политического, ну и домой заглянешь. Ты же у нас натуральный москвич, известный столичный житель. Иди к начштаба на инструктаж.
Ехал Серега на пригородном поезде, имел официальным приказом сопровождение шести будущих политруков, а еще изрядный список всяких бытовых заказов. Столица, это не шутки, это же кладезь дефицитных и жизненно необходимых бытовых мелочей. Прям «и.о. зав. военторга», а не товарищ Васюк. Ладно, разберемся.
Кое-что удалось достать-купить у вокзала сразу по прибытии, потом шагал старший лейтенант-орденоносец в сторону родной Якиманки, сиял новым рубиновым орденом и уже порядком затертой, но дорогой медалью, нашивкой за тяжелое ранение, нес потяжелевший вещмешок и очевидные сомнения.
Война, она не только верховой езде, умению мгновенно окапываться и инвентаризировать номера автоматов и винтовок учит. Еще и тому, что отсутствие новостей – не самая плохая новость. Придешь тут, а как скажут про тетю Иру, про маму… Писем-то так и не было, хотя, конечно, и сам не особо писал. Хотелось по-детски верить, что дома как до войны всё осталось. Это если не спрашивать, не узнавать… гм, суеверия, они и комсомольцам не чужды, есть такой грех.
Москва была ничего себе – думал, здесь хуже. Приметы войны везде, но узнать столицу вполне можно. И народу хватает, а то «опустевший, суровый лик столицы». Нормально тут всё.
Наконец свернул во двор. Не разбомбило, сирень у забора порядком разрослась. Серега осознал, что машинально лезет в карман галифе – за ключом, что с детства там на шнурке болтался. Нервно улыбнулся – ключ еще в Лиепае сгинул, даже не вспомнить, как и когда, а рука помнит. За окном второго этажа истошным котом взвыл аккордеон – жив Борис Борисыч, чинит инструменты, значит, продолжается сложная музыкальная жизнь столицы, что ей война. Хороший знак.
В подъезде горела лампочка. Тоже порядок, а то вечно или разобьют, или выкрутят. Ну, лампочки, они, помнится, взрывались красиво, если шибануть из рогатки... Тьфу, и что за неуместные мысли, курад их знает…