Звонок… два коротких, один длинный…
Серега, упираясь лбом в знакомую до последней трещинки дверь, прислушался. Показалось, что слышит, как открывается в коридор дверь… сейчас мама отопрет…
— Кто? И с какой целью? – спросили изнутри.
Серега с трудом выдохнул. Нет, маме еще три года сидеть. А это кто-то чужой. В смысле, подселенный. Понятно, многое тут изменилось.
Старший лейтенант солидно кашлянул:
— Спокойно, девушка. Свои. К Васюкам я. Имею законное право на посещение…
Кажется, открывать стали, не дослушав. Лязгнула цепочка. Когда-то юный Васюк дважды пытался свинтить дверное оборудование – на изготовление боевого цепа, чтоб как у таборитов было…
Насчет «девушки» малость польстил – девчонка, худощавая, симпатичная, но еще школьница-старшеклассница. Узкое лицо, светловолоса, на кого-то похожа, родственница, видимо, но кого именно из соседей…
Перебирая версии – чья ж такая? – вошел.
— День добрый. Я к Васюкам. Собственно, сам Васюк и есть, прямо с фронта, как видите. Мои в эвакуации или как?
— В Москве тетя Ира. Служит она, – довольно сумрачно ответила девчонка.
— Ух ты, прямо отлегло, – Серега взялся за сердце, скрытое под медалью и карманом с документами. – Когда домой приходит?
— Поздно приходит. Слушайте, а вы все издеваетесь, что ли? – внезапно возмутилась странная девица.
— Почему «издеваемся»? И нас – Васюков – тут что, очень много ходит? – изумился Серега.
— Нет, один ты такой, балбесина. Сюда смотри! – приказала девчонка, указывая себе в лоб.
Тут товарища Васюка осенило, схватил за руку, развернул к свету:
— Анитка?! Ты?! Да откуда?! Хо-хо!
Пискнула, когда стиснул, подхватил-обнял.
— Ой! Узнал же…
Тут Сереге пришла следующая мысль, крайне нехорошая. Прямо таки убийственная. Но лучше такие новости не таить, а то совсем гнусно будет. Поставил легкую девчонку, вздохнул и начал:
— Слушай, а я ведь с вашим Янисом на катере шел. К Ленинграду мы прорывались…
— Спокойно! – девчонка ободряюще, даже чуть покровительственно похлопала гостя по груди. – Жив Ян. Третьего дня как раз письмо получила. Он точно так и предупреждал – ты о нем невесть что подозреваешь. Жив Ян, подобрали его тогда из воды.
— Правда?! Хотя я же всегда так и говорил – просто так Яна не утопишь! Отлично! А вы-то здесь откуда? Я же тебя едва узнал.
— Годы. Идет время, идет, – пояснила Анитка, и зачем-то еще раз осторожно похлопала блудного хозяина по груди. – Мы твою комнату оккупировали, так уж вышло. Еще в 41-м. Обжились. Хорошо, что объявился. Орден-то новый, да?
— Месяца не прошло, – с удовольствием сказал Серега. – Мы на переформировке стоим, тут в Подмосковье. Да ты про вас рассказывай. Как мама, сестры?
С рассказом пришлось обождать – в коридор вышла Марь-Ванна, собирающаяся на вторую смену, и сурово поинтересовалась:
— Что за товарищ военный к нам вдруг, а, Анитка?
Вгляделась, в голос ахнула:
— Сережка?! Живой?! В орденах?!
Тут квартира ожила…
…Сидел за столом, отвечал на вопросы, соседи восхищались наградами, ругали, что не писал. Потом тетя Ира пришла, плакала и тоже ругалась. Бегали малые девчонки, размахивая разряженным «ТТ», тетя Эльзе одергивала: «покарябаете военный инструмент, а он номерной». И снова рассказывал всякие смешные военные случаи старший лейтенант Васюк, заверял, что на фронте дело идет тяжеловато, но, в общем-целом, трудно было иного ожидать, не секрет, что противник силен и коварен.
Вышел Серега спозаранку – еще 6 утра не было. Прибыть на Большую Садовую нужно было к восьми. Понятно, не спал, часок полежал на своем диване, вспомнил довоенное. На книжной полке стояли алюминиевые часовые: красноармейцы-стрелки с обломанными в боях штыками, браво марширующий моряк, быстрый всадник-знаменосец. Пыль с фигурок стерта, играют девчонки «осторожненько-осторожненько». Тикали ходики… Прямо в машину времени попал, да...
Провожали до арки тетя и Анитка.
— Сережа, не будь все же свинтусом. Пиши. Тут все волнуются, – попросила тетя Ира, утирая глаза.
— Буду. Буду писать, – поклялся старший лейтенант. – Сглупил. Пребывал в полной уверенности, что вы все в эвакуации. В безадресной.
— Здоровенный, в наградах, с наганом, бреется, а в голове все ветер, – вздохнула тетка. – Ладно, прощайтесь.
Она почему-то отвернулась.
— Будь живой. И боевой удачи, – серьезно сказала Анитка.
Глаза у нее были светлые, грустные, чуть похожие на глаза той, давно уж легшей в землю девушки.