Появляется человек в форме – сплошь в черной, с лицом, закрытым медицинской повязкой, но почему-то без автомата, идет наперерез, что-то нервно говоря. Посылается решительным Земляковым по известному адресу.
Адресация и уверенность старшего лейтенанта действуют на Яниса успокаивающе. А тут еще мост оканчивается спуском вниз: рядом лестница и самодвижущийся эскалатор. Ага, так это Москва!
— Москва? – спрашивает Янис с некоторым облегчением.
— Она, – признает Робин, глядя на товарища по разведгруппе с откровенным любопытством.
— А мост как называется?
— Новоандреевский. Это около ЦПКиО.
— Э… понятно. Я тут недалеко бывал. А почему санитар в черном?
— Это не санитар. Гражданская охрана, типа вспомогательной милиции. В маске, потому что тут санэпидемиологическая обстановка нехорошая. Болеет народ. Ты лучше руками ни за что не хватайся. Придем, придется хорошо руки помыть.
— Не только руки, – сумрачно добавляет Земляков. – В карантине все можно помыть, время будет.
…Лестница заканчивается, впереди выход в сквер. На спустившихся людей в форме с возмущением смотрят две пожилые женщины и собачка в шикарнейшей камуфляжной жилетке.
— Нацики бесстыжие! – ругается одна из бабулек. – И это в такое время!
— Мы с реконструкции, – непонятно объясняет Земляков. — Видите, какие побитые. Жертвуем собой во имя достоверности. Кому-то надо за немцев играть.
Бабульки все равно ругаются, Робин в голос ржет.
Земляков тоже хихикает, довольно нервно, и спрашивает:
— Янис, ты вообще как?
— Вообще нормально. Только нехера не понимаю. Мы как сюда попали?
— Не понимать – тоже нормально. Я в какой раз этак, но все равно не совсем понимаю. Тут, строго говоря, дело техники. В общих чертах объясним, время будет.
Нелепые и измятые бойцы идут сквером. Воздух пахнет чем-то химическим, бензином, от формы разведчиков почему-то отдает горелым. За зеленью проносится что-то лакированное, нестерпимо нарядное.
— Легковая машина, – поясняет Робин. – Внешне лоск, внутри примерно то же самое, что в «кюбеле», только продвинутее.
— Да, я понял.
Группа пересекает по подземному ярко освещенному туннелю широкий проспект. Движение просто адское – машины, блестящие автобусы, все сияющее, даже глазам больно. Скорость, изобилие, теснота… не, в таких условиях водить невозможно.
Прошли вдоль проспекта, по пустынной дорожке. Ни единого пешехода. Неужели тут все только на автомобилях ездят?!
Металлические ворота с вполне узнаваемой армейской звездой. Земляков жмет локтем кнопку на стене, одновременно колотит сапогом в створку двери.
— Эй, в автоколонне!
Дверь немедленно открывается. Трое бойцов вваливаются в пустой тамбур.
— Земляков, ты ли это?! – ахает динамик под потолком.
— Мы. Код четыре. Отворяй карантин, извещай техников.
— Делаем. Медбригаду?
— Не надо. Царапина у меня, остальные в норме.
— Вот ты даешь. Прям как обычно…
Двор тоже пуст. Лишь откуда-то изнутри доносится ревун-сигнал, довольно мелодичный. В углу двора появляются люди в форме, близко не подходят.
— Нам сюда, – Земляков пинает очередную дверь. Коридор, открытая дверь в конце, внутренние окна, загораются длинные лампы под потолком…
— Все, можно перевести дух. Но сначала в душ!
[1] На петлицах эстонского СС красовалась перевернутая «Э» с мечом и «отрубленная» рука с мечом.
[2] Солдатская книжка немецкого образца. Видимо, документ эстонского легиона СС имел некоторые отличия, но найти оригинальный документ не удалось.
[3] Старший лейтенант цитирует малоизвестную в то время сказку авторства Д.Р. Толкиена.
[4] Видимо, следствие вмешательства «К». Вообще с картами минных полей в те дни дело обстояло сложно.
[5] Название изменено. Разведгруппа высадилась где-то между городком Локсе и деревней Тситре. Примерно через месяц – 22 сентября – прямо в Локсе с 12 торпедных катеров будет высажена усиленная рота 1-го отдельного батальона морской пехоты. Сопротивления десант не встретит, но возьмет изрядные трофеи.
[6] Подразумевается военный легковой автомобиль повышенной проходимости Volkswagen Typ 82. Название «лоханки» (Kübelsitz) объединяет все немецкие военные легковые автомобили упрощенной открытой конструкции.