Обходить пришлось далеко, делать крюк почти до самого шоссе. Сгрудились на дороге наши разбитые, частью сожженные машины, тускло блестели осколками окон. Полз Янис, волок раненого, шинель, оружие. Где-то левее ударил-застрочил автомат, гадостно крикнули по-немецки, нет, то к ползущим отношения не имело.
Под невысокой насыпью наткнулись на мертвеца: утонул в бурой траве и воде, даже непонятно, чей этот солдат.
— Может, патроны на нем есть? – предположил Янис, с трудом переводя клокочущее дыхание.
— Не трожь! Он, по-моему, разбухший. Заразу поймаем.
— Э, и правда, куда ж мы с заразой…
Рассвет застал в камышах. Звуки перестрелки и разрывов вроде приблизились, но не сказать,что ощутимо.
— Ян, а мы, случаем не по кругу ползаем? – простонал Витька.
У товарища Выру и у самого возникала такая безумная мысль, но она была заведомо неверной. Несмотря на издыхаемое состояние, Янис чувство направления не терял, опять же к шоссе не приближались, к немецкому посту не возвращались, да и берег чувствовался – дуло с него. Но эти заросли камышовые… впрочем, тонуть в море всё равно было страшнее.
— Вить, ты не сомневайся. С курса не собьемся, а излишняя лихость да скорость нам сейчас вредны. Переждем и выползем.
— Ладно, – первый номер закрыл глаза. Лицо его было бледно-грязным, нос стал острым. Вчера зайцем скакал, сегодня вообще воробей умирающий.
Пережидать до темноты сил не оказалось – замерзли до полусмерти мокрые бойцы.
— Поползем? – спросил Янис, прислушиваясь к разрывам отдаленного артналета.
— Поползем, – равнодушно согласился первый номер – ему было худо.
Продвинулись слегка, снова пришлось остановиться – Янис чувствовал, что рядом кто-то есть. Видимо, вот та возвышенность с кустами – обитаемая, и оттуда просматривается все. К берегу бы свернуть, обойти, но в ту сторону немцы наверняка усиленнее наблюдают, про десант враг знает, ждет.
— Может, оставим шинель и винтовку, да налегке рывком? – шептал Витька. – На нас все равно один карабин на двоих записан. Пойдем? Я могу на одной ноге.
— Э, ты кенгуру, что ли, на одном хвосте скакать?
— Причем тут звери? Померзнем же. Ты уже простуженный, бронхит, наверное.
— Пока громко не кашляю, держусь. И ты держись, не вскидывайся. Тут только зашурши – срежут мигом.
Выжидали, едва слышно беседовали, поскольку мокрый человек в камышах иначе с ума сойдет. Витька вновь рассказывал о своих широких знакомствах среди женского пола и всяких любовных случаях. И ведь не особо врал. Просто удивительно, что в нем, неочевидном герое-любовнике, этакого девушки находят?
Три с лишним часа мучительного ожидания. Но не напрасно. Смену немецкого «секрета» видели отчетливо – пришло четверо гадов, растворилось в кустах, ушло четверо. Янис молча, показал часы: 16:05 – почти как в аптеке по смене у немцев распорядок.
— Давай оползем? – прошептал Витька. – Место знаем, возьмем крюком левее и пошире…
— Если рассуждать логично, там еще пост должен стоять. Лучше здесь, но в темноте. Видишь низинку через дамбочку? Собирая силы, сам поползешь, если вдвоем, точно заметят.
— Да разве это низинка? Разве что тощему ужу впору.
— Можно подумать, ты сильно разжиревший. Медленно, без спешки.
— Да мы здесь и околеем. Без всякой спешки, да.
Не околели. Мучимый болью в распухших ногах и желанием курить, Витька пытался жевать махорку, но не осилил – вкус-то вообще.… Зато в кармане приблудной шинели нашли кисет с самосадом, письмо и абсолютно размокший сухарь. Вывернули вместе с подкладкой, выскребли месиво ложкой.
— Бесподобно. Заодно вроде как и покурили на халяву, – печально прошептал Витька.
— Э… – Янис пытался стереть с губ крошки мокрого табака, но руки были слишком грязные, да и дергало голову внутренним, сдерживаемым кашлем. Вернулся к мокрому письму: — Егором Николаевичем человека звали, а может Никифоровичем…
— Это хорошо. Какие еще новости?
— Ну, шлют ему сердечный привет. Дальше непоправимо расплылось.
— А подпись? Подпись есть?
Подпись была, и даже не одна. Но неразборчиво. Видимо, семейным человеком был Егор Николаевич-Никифорович. И, судя по шинели, довольно рослым, солидным мужиком. Наверное, в возрасте человек.
Обсудили судьбу неизвестного Егора. Вполне может, и жив еще.
— Ну, готовимся? – Янис оценил небо, начавшие расплываться в сумерках кусты у немецкого поста.