Слегка в себя механик пришел уже в декабре. По ночам было зверски холодно, пришлось печку ближе к верстаку передвигать. Но кашель особо уже не мучил – покашливалось иногда, но явно полегче. Козье молоко передавали исправно – директор не упускал случая поинтересоваться – пьет ли товарищ Вира-Выру предписанное средство? Вообще все подряд проверяли и напоминали о лечении. Янис пил проклятое молоко – поначалу воротило от запаха, прямо аж.… Но здоровье – тоже оружие. Вот так с пахучим молоком, соленым чаем, ночными бдениями свистела лютыми ветрами зима… и в какое-то утро, оставшись в мастерской, Янис обнаружил, что первоочередных задач нет. Так-то проблем ого сколько, но вверенные машины свои маршруты точно пройдут, там уже не «на соплищах едут», как любит говорить Сима, а на вполне уверенной, подготовленной технике. Янис сел к печке, достал делопроизводство в виде двух ученических тетрадок в клетку и замыслил написать план технических мероприятий уже на январь.
Вот – нужно в треснувшем окне стекло поменять. Дует, уже раз фанерой забивал, но оказалось темно, пришлось обратно отковыривать. Но стекло – дефицитная ценность, тут и директор только вздыхает, руками разводит. Видимо, только в Новокутске выменять можно…
Тут мысли механика ушли далековато от окна, не удержал.
В последний раз в Новокутск ездили с товарищем Стрельцовой. У нее машина полегче, с топливом экономичнее, а запчастей удалось выбить не то чтобы очень много.
Янису нравилось. И рулить по белой степи нравилось, и то, что полуторка идет хорошо, и то, как спит пригревшаяся шоферша. Уперлась головой в боковое стекло, сползшая шапка как подушка, темные, стриженные, но уже чуть отросшие волосы на лоб локонами-прядями падают. Густые ресницы вздрагивают.
Янис не особо понимал – то ли Кира действительно такая красивая, что аж смотреть больно, то ли просто кажется. Вообще это значения не имело – было понятно, что у товарища механика и товарища шоферши ничего не будет, и быть не может. Но странно же. Вот Карима-учительница, другие девушки из поселка – знакомы чисто поверхностно, ну, шуточки на ходу, подначивания, но все понятно – симпатичные, порой хорошенькие. Сима – так вообще, убойной и утроенной красоты девица, как тот гвардейский реактивный миномет, о котором в газетах пишут, но который Янису на фронте так и не довелось встретить. Ох, повезет какому-то богатырю.
А тут странно. Может, оттого с Кирой непонятно, что она была замужем, приезжая и строгая?
…— К нам заедем, пообедаем. Вполне успеваем – сказала тогда Кира, заводя машину.
— Э… да я в мастерской перекусил.
— Я говорю – «пообедаем». Не очень богато, но как положено. Я бабу Розу предупредила, что с начальством буду. Или брезгуешь, товарищ Ян?
— Не брезгую, просто затруднять не хочу, – сердито объяснил механик.
— Ой, какие затруднения! Машины днями-ночами делаешь, жуешь урывками что попало. А это тоже здоровье. Нам директор не простит, если у тебя и с желудком что-то приключится.
— Да я не возражаю. С бабкой вашей как раз познакомлюсь.
Баба Роза была в некоторой степени знаменитостью поселка. Единственная немка на всю округу, включая, видимо, Новокутск. Сняли ее с эшелона, умирающую. Совсем вроде отходила, задыхалась. Сима больную до амбулатории довезла. Умирать баба Роза раздумала – у Софьи Александровны так просто концы не отдашь. Но получилось, что догонять своих выселенных сородичей старушке стало сложновато: документов не было, да и куда ехать - непонятно. Тут товарища Стрельцову в силу производственной необходимости в автоводители начали вербовать, а дитя не с кем оставить было. Директор под свою ответственность ситуацию разрулил – немка была временно переброшена в няньки. Приезжал участковый милиционер-кавалерист Кадын, произвел опрос и выдал старушке временную справку. Теперь та жила на положении домработницы в семье Стрельцовых. В поселке к немке относились неопределенно: с одной стороны гадских германских кровей, с другой – сама из-за этой войны выселена и чуть не померла. Собственно, баба Роза особо из дома не выходила, поскольку по-русски едва-едва говорила, да и куда в Тыхау пойдешь?