— Стрельнуть, значит, больной успел, когда душить начали? – прошептал Серега. – Тогда вы его по-свойски, по-селянски, так?
— Так. Вас, свиней, сюда не звали, – процедила хозяйка, цепко хватаясь за винтовку гостя.
Мужчины-хозяева враз бросились валить гостя, молодуха оглушительно завизжала.
Еще десять дней назад растерялся бы товарищ Васюк и был бы всмерть затоптан здоровенными хуторскими сапогами. Но дни войны, они или убивают – или учат.
Вырывать винтовку у повисшей на оружии бабы Серега не стал, отпустил, отшатнулся назад. Выхватить пистолет из кармана, сдвинуть предохранитель… патрон был в стволе…
В старшего хозяина пришлось стрелять дважды – здоров, скотина. Повалился на пол, слетевшая фуражка подкатилась к ногам упорного гостя. Серега поднял, нахлобучил ее на голову и кратко сказал обмершей хозяйке
— Сюда винтарь давай.
Баба вверх прикладом протянула винтовку и попросила на почти чистом русском:
— Не убивай, товарищ. То все случайно. Женщин убивать нехорошо, бог не велит.
— Образованные, грамотные, набожные… – Серега сплюнул под стену и посмотрел на молодку. Та, чуть слышно всхлипывая, принялась расстегивать кофточку.
Ко многому привык товарищ Васюк, но тут откровенно передернуло. Что ж за скотская убогость в людях?
Качнул винтовкой:
— То подождет. Хлеб, колбаса, мед-сахар. Да, и часы мои сюда. Собирайте.
Мешок – чистый, аккуратный – собрали мигом. Хозяйственные, шустрые, рассудительные, этого не отнять – через тела мужа и сына переступают не глядя.
— Всё. Пошли вон! – скомандовал Серега, сшибая висящую над столом керосиновую лампу.
Приглушенно заголосили, но бросились к двери.
Спички имелись на комоде – коробок торчал в специальной серебряной держалке. Нет, очень культурно живут, прямо позавидуешь. Серега чиркнул, глядя, как бежит огонь по лужице керосина, перебрасывается на рукав хозяина, на стену, сунул коробок в карман.
Вышел с мешком. У крыльца Стеценко придерживал баб.
— Пусти их. Вы, пошли отсюда на… – зарычал Серега хозяйкам.
Добрые селянки бросились к воротам.
— Что там? – пробормотал, явно догадываясь, водитель.
— Кончили они Олега. Без раздумий и замысловатостей. Ну, с хозяев я спросил.
— То я видел, на выстрелы сунулся, – сказал Стеценко. – А бабы? Донесут ведь.
— Так кончи из винтовки. Я по бабам не особо. Опыта нет.
Бойцы смотрели на убегающих по дороге хуторянок – молодая неслась сытой козой, но свекруха не особо отставала.
Стрелять, понятно, Стеценко не стал. Пошли к лесу, за спиной разгоралось, клубился дым.
***
Давно кончились домашняя колбаса и хлеб, кончилась и окончательно затертая карта – явно вышли остатки отряда за границу листа. Карту Серега сжег, разжигая костерок – последние дни выдались дождливыми, зябкими. Со счета дней товарищ Васюк слегка сбился, вроде, восемнадцать дней, а может и все двадцать с гаком минуло. Вокруг была, видимо, уже Эстония, хотя, может и нет. Деревни и хутора тщательно обходили, как-то полдня ждали, чтоб шоссе перебежать – немцы двигались густо. Судя по канонаде, бои шли то восточнее, то далеко впереди – не успевали отставшие бойцы за фронтом. Но слова старшего лейтенанта Василька помнились строго – и гнул свой маршрут бывший связной группы «Линда», не давал на сомнения отклониться.
На лесной тропинке застрелили наглого немца-велосипедиста – вздумал хитрец дорогу сократить. Забрали оружие и странные немецкие сухари. Серега не удержался, проехался с десяток метров по тропинке на военном велосипеде.
— Пацан ты все равно, – попенял Стеценко. – Усы скоро расти начнут, бьешь гадов наповал, страшным человеком стал, а все равно детство играет.
— Чего это я страшный вдруг? – поразмыслив, уточнил Серега, выбирая путь в зарослях.
— В зеркало глянь. По морде тебе уж за двадцать, взрослый мужик, глаза как медяки пятикопеечные, ничего не отражают. Шутить перестал.
— Не, шутить я буду, когда малость передохну. А в зеркало ты сам смотри – борода скоро как у попа будет.
***
День выдался солнечный, истинно летний. Отсиживались бойцы в хилой рощице, зажатой между болотцами и дорогой, уводящей к непонятному городку. Прозрачность рощи была как раз на руку – по опыту получалось, что в такие, всем понятные и ненужные рощи, никто не суется. Изредка по дороге проползали повозки, немцев видно не было, из всей войны остались только вздохи артиллерии где-то у горизонта. Солнце припекало, решили помыться-постираться, грязная одежда порядком натирала в важных солдатских местах.