— Ну, этого я не знаю, — Гвиневру явно интересовало другое.
— Давайте лучше поговорим о Пискаторе. Чем он отличался от остальных? Не было ли у него каких-то внешних особенностоей
— в одежде, например, — послуживших ключом к дверям Башни? Кроме того, очень важно, какой путь каждый сумел пройти по коридору. Какие отличия дали возможность одним продвинуться дальше других?
— У нас нет компьютера, чтобы рассчитать и сравнить их пути, — возразил Сэм. — Но Галбира хорошо знает членов команды и, когда она появится, мы получим все данные. Итак, если узнаем точный путь каждого, то сможем сопоставить его с особенностями человека. Правда, я сомневаюсь, что они сделали там необходимые замеры...
— Тогда остановимся на Пискаторе.
— Он же из этих желтопузых, — буркнул Джонстон.
— Не думаю, что его национальность имела значение, — Сэм повернулся к великану. — Если считать агентами всех монголоидов, то наше дело труба. Их больше, чем остальных, вместе взятых... Но подумаем вот о чем. Торн не хотел допустить в Башню Файбраса и Обренову — он хладнокровно подорвал вертолет с ними и прочими ни в чем не повинными людьми. Возможно, он не знал, что Файбрас — тоже агент. Значит, за Обренову он заплатил жизнями семи человек.
— А если их там было больше? — предположила Гвен. — Если у кого-то еще были эти шарики?
— Новый номер! Да не усложняй ты все, нам и так не разобраться!
— Да, неудачно получилось... Если бы эти двое прошли внутрь Башни, мы могли бы сравнить их с Пискатором.
— Я дотстаточно чатсто виделтся с Файбратсом, и он пахнет так же, как любой человек, — сообщил Джо. — Этик отставил тсвой запах в хижине Тэма — не человечетский. Питскатор — тоже человек, хотя у него немного другой запах. Я могу различать запахи разных племен, потому что их люди едят разное.
— Но ты же больше никого не встречал с нечеловеческим запахом. Трудно сказать, яляются их агенты людьми или нет. Выглядят они как люди.
— Нет, такие никогда не попадались. Ни у кого не было нечеловечетского запаха, втсе пахли нормально. Наверно, эти агенты втсе-таки люди.
— Ну, может быть, — согласился Джонстон. — Тогда любой дьявол сойдет за человека, коли у него знакомый запах.
Джо засмеялся.
— А не поветсить ли нам объявление в главной каюте: «Втсем этикам и их агентам явиться к капитану Клементсу!»
Гвиневра беспокойно заерзала на своем стуле и нахмурилась.
— Ну почему вас все время заносит в сторону? Вернемся к Пискатору.
— Да, мы как лилипуты в цирке, — все время ищем башмак великана под кроватью жены, — засмеялся Сэм, — а спросить боимся! Так вот. Я мало знаком с этим джентльменом из Чипанго — он появился лишь за два месяца до отплытия «Марка Твена». Судя по отзывам, это весьма спокойный и приветливый человек. Он никого не сторонился, но и никому не навязывался, ладил со всеми. С моей точки зрения это весьма подозрительно. Однако он не соглашатель, не угодник. Я вспоминаю, как он спорил с Файбрасом по поводу размера строившегося дирижабля. Пискатор считал его слишком громоздким и не соглашался с доводами Милтона. Но боссом был Файбрас, и последнее слово осталось за ним.
— У Пискатора были какие-то странности? — спросила Гвиневра.
— Он — страстный рыбак... трудно считать это странностью. Скажи, Гвен, что ты меня расспрашиваешь? Ты же сама с ним знакома.
— Мне хотелось узнать твое мнение. Когда здесь появится Галбира, мы и ее расспросим. Тем более что она знала его лучше нас.
— Не забудь Тсирано, — вмешался Джо, — он его тоже знал.
— Джо обожает Сирано, — ядовито заметил Сэм. — У француза такой нос, что Джо считает его своим соплеменником.
— Он да я — хорошая пара. А у тсебя не ноте, а ручка от чашки... похватстать нетчем! Можешь бротсаться на меня, как гиена во время тслучки, Тсирано втсе равно будет мне нравиться.
— Что-то ты нынче речист, как Эзоп, — холодно отозвался Сэм. — Так что ты думаешь о Пискаторе, Гвен?
— В нем есть нечто... не знаю, как сказать... Бартон называл это магнетизмом... Какая-то притягательность, лишенная сексуального оттенка. Всегда понимаешь, что нравишься ему, хотя открыто он этого не проявляет. Его тяготит глупость. До каких-то пор он терпит ее, потом избавляется от собеседника, но в самой милой манере.
— Он верующий, мусульманин... однако, не ортодокс и не фанатик. По его словам, Коран следует понимать как аллегорию, да и Библию нельзя трактовать буквально. Помню, он цитировал из обеих книг на память огромные пассажи. Мне пришлось с ним часто разговаривать, и однажды он поразил меня, сказав, что Иисус был величайшим пророком после Магомета... А ты, Сэм, утверждал, что мусульмане ненавидят Иисуса.