— Обычно я воспринимал эти кирпичики в виде искривленной стены — словно Бог, сложивший ее, был под хмельком. Но сейчас я увидел, что кирпичи сдвинулись и поверхность кладки стала ровной. Вселенная не выглядела больше наспех построенным зданием, способным вызвать у зрителя лишь осуждение.
— Я был вне себя от счастья. Мне удалось, пусть на миг, заглянуть в основы мироздания, проникнуть сквозь внешний слой штукатурки, небрежно нанесенной на стены, и увидеть их гладкими и ровными.
— Теперь я знал, что мир устроен стройно и разумно, что у меня есть в нем свое место. Оно определено точно и правильно. Да, я — живое существо, но я еще и один из кирпичиков, что лежит на уготованном ему месте. Вернее сказать, я осознал себя на своем месте. До этого мне казалось, что я так и не нашел его... что я выбиваюсь из стены Мироздания. Да и как могло быть иначе, если все кирпичики сложены в беспорядке? В этом заключалась моя ошибка. Все на свете имеет свое, уготованное ему место... Я был счастлив. Порядок и гармония мира внезапно открылись мне.
— И как долго длилось это ваше состояние? — спросил Нур.
— Несколько минут. Но весь день я чувствовал себя прекрасно! Когда же я снова попытался повторить это... это откровение... ничего не вышло. Я продолжал жить по-прежнему. Мир вновь стал созданием неумелого строителя... вернее — злого обманщика. Но были и еще моменты...
— Другие случаи?
— Да. Второй раз это произошло под воздействием марихуаны. Я все-таки выкурил за свою жизнь полдюжины сигарет с травкой.. Это случилось в 1955 году, еще до того, как молодое поколение повсеместно пристрастилось к наркотикам. В те времена марихуану и гашиш потребляли лишь в больших городах и только в богемных компаниях. Ну, еще среди черных и цветных в гетто.
— Мы с женой жили в Пеории, штат Иллинойс, и встретили там одну супружескую пару, типичных выходцев из Грин Вилледж. Они уговорили меня попробовать марихуану. Мне не хотелось. Я представлял, как нас схватит полиция... потом — скандал, суд, суровый приговор, тюрьма... Что станет с нашими детьми? Но алкоголь добавил мне храбрости, и я предался греху. Делая первые затяжки, я безумно волновался. Но вот это произошло — и ничего страшного не случилось.
— До того вечера — как, впрочем, и потом — я не испытывал тяги к наркотикам. Но в тот раз мир представился мне раствором, насыщеным мельчайшими кристалликами. Вновь произошел какой-то сдвиг в сознании. Кристаллики зашевелились, заметались и начали мало-помалу выстраиваться в определенном порядке, будто ангелы на параде. Но этот порядок был бессмысленным... вернее, не столь разумным, как в первый раз. Я не ощущал в нем своего места — места, казавшегося справедливым и естественным.
— Ну, а третий случай? — заинтересованно спросил Нур.
— Тогда мне уже исполнилось пятьдесят семь. Я был единственным пассажиром воздушного шара, парящего над кукурузными полями Иллинойса. Солнце садилось, яркий свет дня понемногу тускнел. Мы парили в недвижном воздухе словно на ковре-самолете. Знаете, если в открытой гондоле зажечь свечу, даже при сильном ветре она не погаснет и будет гореть так же ровно, как в наглухо изолированном подземелье...
— Внезапно мне начало казаться, что солнце вновь встает над горизонтом. Все вокруг зажглось ярким слепящим светом — и он исходил от меня! Я превратился в пламя, и мир воспринимал мой свет и тепло. Спустя секунду — может быть, позже, — свет исчез... он не побледнел, не обесцветился, а просто исчез.. Но прежнее ощущение вернулось ко мне... то, самое первое... Мне казалось, что мир, разумен и упорядочен, и все, что происходит со мной и любым другим человеком — естественно и закономерно.
— Пилот ничего не заметил. Очевидно, внешне транс никак не проявился... Тот случай был последним, Нур.
— Эти мистические откровения, по-видимому, не имели большого влияния на вашу жизнь? — спросил араб.
— Вы имеете в виду — стал ли я лучше? Нет... Пожалуй, нет.
Нур задумчиво потер лоб.
— Эти эпизоды напоминают мне то, что мы называем «таджали», откровение... Однако они отличаются от истинного таджали, ибо проявились случайно, а не в результате осознаного стремления к самосовершенствованию. Да, у вас были ложные откровения.
— Значит, я не могу испытать настоящего?
— Конечно, можете — и в самых различных формах.
На миг воцарилось молчание. Закутанный в покрывала Фарингтон что-то пробормотал во сне.
Неожиданно Фригейт спросил:,
— Нур, меня давно мучает вопрос... не возьмете ли вы меня в ученики?