— Там — внизу — могут находиться оборонительные механизмы, управляемые людьми или автоматические. Но единственный способ выяснить все — высадка. Но я ни в коем случае не хочу подвергать корабль опасности большей, чем того требует обстановка.
Джилл, я собираюсь высадиться на крыше Башни с помощью вертолета, взяв с собой немногочисленный отряд людей. Ты останешься за начальника и таким образом становишься капитаном, хотя и не надолго. Не знаю, что будет с нами дальше, но пока, считай, твои амбиции удовлетворены.
Держи корабль на высоте в тысячу метров над вершиной Башни и примерно на тысячу метров в стороне от нее. Если с нами что-нибудь случится, уводи корабль к Сэму. Это приказ!
Если я увижу что-то подозрительное, то дам знать. Тогда улетай, а мне предоставь заботу о том, как оттуда выбираться. Поняла?
— Да, сэр.
— Если тот купол — вход, там, должно быть, понадобится какой-нибудь электронный или механический «сезам, откройся», чтоб войти внутрь. А может, и не потребуется. Они ведь могли не допускать и мысли, что у нас когда-либо появится шанс забраться сюда. Я вообще не уверен, что сейчас кто-то из них дома.
А если и есть, то они небось будут выжидать, чтоб выяснить наши намерения, прежде чем приступить к делу самим. Будем, однако, надеяться, что я ошибаюсь.
— Я хотел бы пойти с тобой, мой капитан, — сказал Сирано.
— Нет, ты останешься здесь. Ты ведь наш лучший пилот. Я возьму с собой тебя, Анна, Холдерссона — он к тому же отлично водит вертолет, — Метцинга, Ордуино, Чона и Сингха. Разумеется, в том случае, если они пойдут добровольцами.
Обренова тут же позвонила остальным, кого назвал Фаербрасс, на их рабочие места и доложила, что все они в восторге от идеи пойти волонтерами в десантный отряд.
Фаербрасс по общей системе оповещения проинформировал экипаж об открытиях, сделанных радаром. Он поставил их также в известность о предполагаемой высадке десантной группы.
Едва он закончил свое сообщение, как по интеркому позвонил Торн. Фаербрасс слушал его почти минуту, а потом решительно сказал:
— Нет, Барри. Волонтеров у нас вполне достаточно.
Отвернувшись от аппарата, он сообщил:
— Торн прямо рвется идти с нами. И жутко огорчился, когда я отказал. Вот уж не думал, что он с такой страстью относится к нашему делу.
Джилл позвонила в ангар и приказала Сентешу — главному сержанту ангара — приготовить к вылету вертолет.
Фаербрасс пожал руки всем, кто был в рубке, кроме Джилл. Ее он обнял и крепко стиснул. Нельзя сказать, что она пришла от этого в большой восторг. С одной стороны, это выглядело не так чтобы очень по-офицерски, а с другой — слишком уж отдавало последним прощанием. Неужели у самого Фаербрасса есть сомнение в возможности возвращения? Или она просто проецирует на него собственную тревогу?
Но какова бы ни была причина, а Джилл раздирали противоречивые чувства. Ей не понравилось, что Фаербрасс обошелся с ней иначе, чем с другими, и в то же время на душе у нее потеплело, так как стало ясно, что она ему нравится. Просто удивительно, что она до сих пор не нажила язву желудка — ведь сколько мучений пришлось ей вынести из-за совершенно противоположного отношения к своей персоне. Впрочем, ей еще никогда не приходилось слышать, чтоб кто-нибудь в этом мире болел язвой желудка. Физические и нервные стрессы здесь, по-видимому, имели чисто психические последствия. Вот как у нее — галлюцинации.
Но прошла лишь минута, и Джилл перестала быть приятным исключением. Сирано попросил Пискатора сменить его на секунду в пилотском кресле. Он вскочил с места и заключил своего капитана в объятия, причем по лицу у него градом бежали крупные слезы.
— Мой любезный друг, не печалься так! Конечно, там внизу вас могут подстерегать опасности, но не надо их бояться! Я, Савиньен Сирано де Бержерак, всегда буду стоять рядом с тобой!
Фаербрасс не без труда выбрался из объятий и похлопал француза по плечу, а потом весело рассмеялся:
— Ей-ей! Я вовсе не хотел, чтоб кто-нибудь из вас подумал, будто наши дела могут пойти наперекосяк! Я, если хотите знать, говорю вам вовсе не «прощайте», а всего лишь — «пока»! Какого черта в самом деле! Уж мне нельзя и… А, да ладно! Нет, нет, Сирано, возвращайся на свой пост! — Он снова улыбнулся, белые зубы ослепительно блеснули на темном лице; он махнул рукой всем: — Пока, ребята!
Анна Обренова последовала за ним в глубокой задумчивости. Метцинг — угрюмый, настоящий тевтон — вышел следом за ней.
Джилл немедленно распорядилась, чтоб «Парсеваль» занял позицию, указанную Фаербрассом. Дирижабль начал кругами спускаться вниз. Когда он нырнул в туман, включились прожектора. Несмотря на свою мощность, они проникали в толщу тумана всего лишь метров на 150, то есть меньше чем на 500 футов. Дирижабль занял назначенную ему позицию, зависнув на одном месте, носом против ветра, держа скорость, точно уравнивающую скорость ветра. Четыре световых туннеля вспарывали туман, но они не высвечивали ничего, кроме клубящихся темно-серых облаков. Башня громоздилась где-то дальше и ниже, невидимая, но излучающая неотвратимую угрозу, будто выбрасывая вперед щупальца, прочно удерживающие в своих объятиях «Парсеваль».
Никто не проронил ни слова. Сирано молча курил сигару. Пискатор занял место позади радистки, наблюдая, как передвигается стрелка по шкале. Радистка, отдавая все внимание приборам, прощупывала эфир на всех возможных диапазонах. Джилл мельком подумала: а что она, собственно, надеется там поймать?
Казалось, прошел целый час, хотя на самом деле минуло вряд ли больше пятнадцати минут. Сентеш вызвал капитана pro tempora[88]. Люк в брюхе корабля открыт, моторы вертолета разогреты, старт через минуту.
В голосе Сентеша слышалась какая-то непривычная напряженность.
— Тут у нас небольшая проблема, миз Галбирра, почему я вас и вызываю до старта. Здесь появился Торн и попытался уговорить капитана взять его с собой. Капитан приказал ему вернуться на свой пост.
— И он вернулся?
— Да, сэр. Капитан велел мне позвонить вам, чтоб вы проверили. Только Торн, думаю, еще не успел добраться до хвостового отсека, сэр.
— Хорошо, Сентеш. Я займусь этим делом.
Джилл отключилась и тихо выругалась себе под нос. Вот она сидит тут — всего лишь четверть часа как капитан, а у нее на руках уже имеется дисциплинарная проблема. И что это нашло на Торна?
А сделать-то можно только одно! Если спустить Торну его проступок, она потеряет контроль над кораблем и уважение команды.
Джилл позвонила во вспомогательную рулевую рубку, расположенную в нижней части хвостовой структуры. Ответил Саломо Коппенейм — суринамец и второй помощник командира хвостовой секции.
— Арестуйте мистера Торна. Отведите в его собственную каюту под караулом и проследите, чтоб у дверей был поставлен часовой.
Коппенейм наверняка удивился подобному развороту событий, но любопытствовать не стал.
— И известите меня сразу же, как только он появится.
— Слушаюсь, сэр.
Красный огонек, горевший на панели, перестал мигать. Нижний люк только что закрылся. Радар засек вертолет, идущий вниз — к Башне.
Неожиданно радио донесло голос:
— Говорит Фаербрасс.
— Слышим вас громко и отчетливо, — ответила радистка.
— Отлично. Вас тоже слышно г. и о. Собираюсь садиться в полусотне метров от купола. Радар работает вполне о’кей, и поэтому никаких проблем быть не должно. Я полагаю, что стена почти полностью заблокирует ветер, когда мы будем садиться. Джилл, ты тут?
— Здесь, капитан.
— Что собираешься делать с Торном?
Джилл доложила ему, и Фаербрасс ответил:
— Я бы тоже так поступил. Я расспрошу его, когда вернусь, какого дьявола он так рвался лететь с нами. Если… если я не вернусь по какой-либо причине, ты допроси его сама. Но держи его под арестом, пока не кончатся все делишки с Башней.
Джилл приказала Окузо включить общую систему оповещения. Не было никаких оснований оставлять кого-либо в неведении о происходящем.