Болдырев. Вот, собственно, все, что я хотел пока вам сказать. (Уходит.)
Гончаров. Сегодня он уже не подал мне руки… Сегодня мне все плюют в лицо… Интересно, что — можно ли так сказать: зенит бездны?.. Какая глупость! Какой я действительно… Где мои сигары? У меня были хорошие, крепкие сигары. (Уходит в комнату.)
В это время появился Касторкин, одетый в тот же костюм, что и на вечеринке. Касторкин выбрит, немного пьян, с гитарой.
Касторкин (пританцовывает, поет).
Я хочу забвенья… я хочу гитару… Я хочу сегодня танцевать… Милая цыганка, поцелуй мой жарок, Дай твою гитару… Пришел навестить друга… Тройка с бубенцами. В очи светит месяц. Губы, что рубины…Три месяца не виделся с другом. И, чорт возьми, как радостно увидеть теперь друга после долгой печальной разлуки! (Поет.) Аллилуя, ах, аллилуя… Радостный фокстрот, ей-богу. Аллилуя, ах, аллилуя… Юрий Николаевич, вы дома?
Гончаров (говорит все время из комнаты). Садитесь, Касторкин. Я дома.
Касторкин. Спасибо за гостеприимство… Аллилуя, ах, аллилуя!.. А трубочку с телефона зачем же сняли? А? Не слышу… Молчите? Аллилуя, ах, аллилуя… По телефону часто звонят? Так, Юрий Николаевич?
Гончаров. Так.
Касторкин. Аллилуя, ах, аллилуя!.. Вы меня простите, Юрий Николаевич, что я у вас пою, но мне ужасно весело. Аллилуя, ах, аллилуя!.. Я три месяца не разговаривал по телефону… Аллилуя, ах, аллилуя!.. Да, аллилуя, вот, аллилуя, ах, аллилуя, ох, аллилуя!.. С тех самых пор, как вы вот у этого столика переговорили по телефону за инженера Касторкина… Помните, Юрий Николаевич?
Гончаров. Помню, Касторкин.
Касторкин. Не отрицаете, Юрий Николаевич?
Гончаров. Не отрицаю, Касторкин.
Касторкин. Аллилуя, ах, аллилуя… У меня изменился голос, вы не находите? Ах, аллилуя… Но все же меня можно узнать по голосу, не правда ли? Вас тоже узнали по голосу… Гончаров, а Гончаров… а про телефонисточку вы позабыли? Черномазая, черноглазая, комсомолка, на коммутаторе сидит… Черномазая, черноглазая… (Поет.) «Очи черные, очи жгучие…» А мы ее, Гончаров, припомнили… Аллилуя, ах, аллилуя… Мне определенно весело. Почему же вы прячетесь, как крот? Давайте споем вместе: аллилуя, ах, аллилуя, да аллилуя, эх, аллилуя… Давайте заведем граммофон. Давайте соберем друзей и дам… Я хочу продолжать веселье, которое мы прервали три месяца тому назад… Гончаров, а Гончаров! Это же невежливо. Честный, прямой, простой парень приглашает вас повеселиться. (Играет, пританцовывает.) А вы прячетесь. Вам стыдно? Вам страшно, Гончаров, страшно? Эй, философы!.. Я бы, например, желал с вами поговорить о темпе… о темпе… о моих паровозах, которые будут стоять под парами… Гончаров, но я могу вам протянуть руку, а вы мне не протянете руки, ибо вы мните себя колоколом земли русской. Инженер Гончаров, покажитесь!.. (Направляется к двери.) Аллилуя, ах, аллилуя… Эх, аллилуя!.. (Останавливается у двери, судорожно ударяет по всем струнам гитары, поднимает ее, бросает перед собой, как бы защищаясь, и пятится назад, закрывая руками глаза.)
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
Правая и левая стороны сцены заняты выступающими углами заводских сооружений, уходящих вверх. В дымке сумерек видна вдали башня. Там же действует кран. Строители где-то наверху. На сцену выходит Болдырев. Осматривает строительство и, заинтересовавшись чем-то, садится, задумчиво смотрит. Чернорабочие катят вагонетки. Кто-то пришел к водопроводной колонке, снял рубаху, облился.
Тот, кто облился. Умная голова воду придумала. (Надел рубаху, ушел.)
Явились три работницы-кирпичницы. Они одеты по-праздничному.
Первая работница. Он! Ей-богу, он! Сидит думающий…
Третья работница. Бабы, а бабы!
Вторая работница. Ну?
Третья работница. А как он есть думающий, так нам, может, до него не прикасаться? А? А то выйдет абсюрд.
Первая работница. Ну, ты, думающий… Мало где человек думает!
Вторая работница. Конечно, голова бесплатная.
Первая работница. Ты, Лида, умеешь загимпотизировать. У тебя лицо, как бы сказать… женское… и глаза черные, вот…
Третья работница. Что же, я тебе прельщать его буду, что ли? Я женщина спокойная.
Вторая работница. Да на что нам твое спокойствие нужно?
Первая работница. Во-во! Ты ему медленным голосом и расскажи. Так, мол, и так… И мы стоим на страже. (Очень довольна.) Вот!
Третья работница (нежно). Товарищ… Товарищ директор! Это мы… Я, Лида… (Застыдилась.) Извините нас, пожалуйста. (Пауза.) Кирпич — наш. И огнеупорный — наш. Здравствуйте, товарищ Болдырев!
Болдырев. А-а… кирпич… где? А, это вы! Производственная комиссия… Здравствуй, Лида!
Первая работница (третьей работнице). Ну-ну!..
Третья работница. Мы стоим на страже… мы… (Почти со слезами.) Как ведь мы работали… здесь, подложечкой, тянет, щемит, а в глазах синие колеса ходуном ходят, вроде как пьяная…
Первая работница. Продовольствие, сам знаешь, одна кооперация, и больше ни шиша.
Третья работница. Больно было в душе, товарищ директор. Возьми ее, меня… Я перебралась за Волгу, корзину яиц купила, на базаре продала — и сыта. А вот… вот видишь… вот… вот, до слез вот… Идешь, и… как люди не видят?.. кирпич, как дите, ладонью погладишь — мой! Несчастная бабенка Лидка об этом кирпиче почти не спала… не спала… матюком инженера крыла… Мы вот… они… все мы, как в своей избе, как для детишечек наших… каждый кирпичик… Сознание в нас есть, а высказать его — не выскажешь.
Первая работница. Товарищ Болдырев, до свиданьица!
Болдырев. Это куда же уходите?
Вторая работница. Программу отликвидировали. На полную кладку сто процентов.
Первая работница. И теперь мы едем…
Болдырев. Едете? Куда же вы едете?
Вторая работница. Соцстрахом… в Крым… И для организма и за деятельность.
Болдырев. Это… я тебе завидую.
Вторая работница. Ну, уж… хоть ты, конечно, тоже для организма надо…
Первая работница. Ты, товарищ Болдырев, посинел… Мужчине в синем обличьи нельзя… А я к мужу еду, на зиму. Муж мой из Красной Армии вертается, а я отсюда вертаюсь. Он мне письма пишет. Ты меня голой рукой не трогай. Я тоже… я…
Болдырев. Ну, прощайте, милые!.. А ты, Лида, тоже к мужу едешь на зиму?
Третья работница. Я?.. (Захохотала.) Я неженатая! Я, мил, курсы проходить буду, а то мы математику, знаешь, какую понимаем? Ну, то-то! Эх, директор, товарищ… хотелось нам тебе сказать на прощанье и… слов не знаем. Прощай!
Первая и вторая работницы. Прощайте!