Однако здесь, сегодня утром, откуда эта тишина? Он продолжает напрягать слух. Город будто и не просыпался. Это при том, что арабские города вообще кажутся незасыпающими. Почему нет движения на улицах? Постепенно тишина начинает давить на психику. Спрашиваешь себя: что же все-таки происходит? Что замышляется? Что все они со своими грузовиками, патрулями, бронеавтомобилями здесь делают? Какой-нибудь праздник? Праздник луны? Праздник барана? Что еще может быть? Против кого, против чего направлено? Против евреев? Против повышения цен на продукты? Возобновилась война на Суэцком канале? Полыхает Восток?.. В былые времена он уже спустился бы вниз, чтобы узнать новости, уже видел бы перед собой недоуменные лица. Ошеломленные лица туристов, попавших в ловушку, раздумывающих о том, как бы вернуться в Чаминадур или Миннеаполис, и не очень уверенных, удастся ли им увидеть вновь статую Жанны в Мартруа или копенгагенскую русалочку?
Он старается ни о чем не думать и сохранять дистанцию между собой и событиями, о которых все равно скоро узнает, касаются они его или нет. Когда он закрывает глаза, ему удается преодолеть определенный, требующий от него некоторых усилий рубеж и приглушить возникающее возбуждение, симптомы которого он уже распознал. Он вышел из зоны турбулентности и может опять отстегнуть свой ремень, сосредоточиться на маршруте полета. Происходит все-таки нечто странное. Вспомнился заданный тоном наивного ребенка вопрос, полусерьезный и вроде бы успокаивающий: как оно началось, это недомогание?
Раздается звонок. Он протягивает руку и опять ощущает эту точку в верхней части плеча. А ведь никакого мускульного усилия. Ревматизм? Это не в его натуре, и к тому же здесь все-таки не Венеция. Этот туман и эта легкая дымка, вероятно, все-таки идут не от лагуны. «С вами говорит Асасян…» Асасян у телефона. Своевременное появление. Почему же он не дал о себе знать раньше?
— Я пытался вам дозвониться, но вы не отвечали. Очевидно, крепко спали.
Почти те же слова, что и в записке Ретны, которую она просунула под дверь утром, вскоре после их встречи. С каких это пор он так крепко спит? С каких это пор не просыпается, когда ему стучат в дверь или пытаются дозвониться по телефону?
— Не выходите на улицу, — сказал Асасян. — Оставайтесь в отеле. Вы согласны вместе позавтракать?
— Это что, революция? — спрашивает Арам, постепенно начиная проявлять интерес к внешнему миру.
— Нет, мой дорогой, мятеж… если перефразировать знаменитую цитату. После революций 1789 и 1917 годов история дала обратный ход. Если говорить условно. Теперь довольствуются тем, что устраивают несколько стычек и вводят в действие водометы…
Арам зевает. По его мнению, время еще слишком раннее, чтобы играть в слова. К тому же совершенно очевидно, что Асасян прежде всего стремится его успокоить. Тем не менее он добавляет:
— …и несколько обойм тоже, как мне показалось.
— Так мы завтракаем вместе? Тогда встречаемся в кафетерии. Через час. Идет?
— Через час, — отвечает Арам и вешает трубку.
Он не решился принимать ванну и ограничился душем. Включил электробритву, купленную вчера вместе с остальными вещами, и пробует ее в первый раз. Ему приходит в голову, что все эти дела грозят осложнить положение. Хотя в асоциальной и аполитичной перспективе эгоизма впервые заниматься любовью с девушкой в городе, где бушует восстание и могут вот-вот начаться пожары, выглядело бы весьма кинематографично — прямо хоть предлагай сюжет Карминати!.. Однако если ситуация начнет по-настоящему ухудшаться… С ними ведь никогда не знаешь! Не так ли говорят во всех концах «свободного мира»? И не это ли обсуждают сейчас между собой клиенты, сбившиеся в холле? Да, а вдруг ситуация ухудшится и жизнь снаружи на несколько дней замрет. Есть риск, что рейсы отменят или направят в обход. Проклятье, проклятье, проклятье!.. Нужно было выбрать Турцию, древние хеттские города. Что угодно, только не Кипр, не Белфаст и не Корсику, и даже не Англию, где всегда может заявить о себе ИРА. Все-таки известие о мятеже — не совсем адекватная замена ожерелью из цветов гибискуса, который вместе с приветствием и пожеланием благополучного пребывания надеется получить спускающийся по трапу турист. А беспорядок, который должен из-за этого возникнуть в аэропорту в дополнение к обычному беспорядку? Дикий ужас такой прилет! Правда, у Ретны, какой он ее знает или, точнее, какой представляет и изобретает в своем воображении, реакция может оказаться совершенно неожиданной. Девчонка не из пугливых, совсем не трусиха. Ее скорее возбудит то, что она угодила в несколько шумноватую главу современной истории, что ее выбросило посреди яростных, даже кровавых событий и что она когда-нибудь сможет сказать, что была их свидетельницей. В Саскачеване, в Монтрё все было в основном спокойно, и ее не избаловали зрелища больших демонстраций, стычек, маршей против голода или за гражданские права. Тем не менее все это добавляет новые сложности к тем, которые он видит уже сейчас. А их хватало и так.