- Расскажи это покемонам, - с иронией пробурчал Историк, - только Россия вступилась за беззащитных, несуществующих зверушек!
- Чем больше запретить всего, мой друг Горацио, тем лучше станет наша Федерация, - срезал его Химик.
- Я таких шутеек миллион насочиняю, - обиделся Историк. - не будет пенсий в Российской Федерации, вступает в силу программа инкарнации.
- Хорошо, - согласился Химик, - неужто ты придумал что-то хуже этой шутки?
- Украсть песню "На безымянной высоте" у Матусовского, - стыдливо признался Историк, - и послать её в гитарной версии для Наташи Ирецкой. Выдающейся певицой не назову, но училась она у самой Полины Виардо. Будущий музыкальный педагог, универсал: играет на фортепиано, скрипке и гитаре. Воспитала такую одаренную плеяду наших музыкальных представителей, что заслуживает совершенного уважения и внимания.
- А почему в гитарной? - удивился Химик
- Все пацаны бренчали под гитару, - сказал Историк, - нотные обозначения для песни я видел и помню механически, всего там сто четырнадцать позиций. Нотной грамоте для пианино Николая в следующем году начнут обучать. Можно подождать: массовой культуры в музыке еще нет, широким народным массам филармонии недоступны, но военным, которые её услышат будет реально приятно. С концертами Ирецкая регулярно выступает и оранжировку другими инстументами под гитарную версию подберет самостоятельно. Все с песней будет хорошо в её руках.
- Я только за, - сразу принял идею Химик, - хороший военный, тот которого уважают и ценят. В том числе, правильным творчеством.
- Ни минуты без пользы для государства, - удовлетворенно сказал Историк, - соберись, начинаем адаптировать текст под современность.
***
Александр Иванович Чистяков, директор Первой классической гимназии Санкт-Петербурга, что находилась на углу Ивановской и Кабинетской, вытер тонким кружевным платочком лоб, скинул шинель и фуражку истопнику на руки, оставшись в сюртуке и споро зашевелил плохо гнущимися ногами в свой кабинет. Сходил, называется, за хлебушком.
На самом деле Александр Иванович отлучился за вишневым пирогом к старушке Авдотье, что промышляла у церквушки Иоанна Предтечи примитивным фаст фудом. Клиентов, благодаря гимназии и прихожанам, хватало. Даже директор не всегда мог устоять перед скромным обаянием бабкиной выпечки. Вот как это объяснить камер-фрау Наследницы Российской империи, чью карету он заметил, не доходя до гимназии.
Узрев, такой приметный черно-желтый изящный силуэт экипажа, Александр Иванович икнул, выкинул остатки пирога и ворвался в гимназию словно Боборыкин в русскую литературу.
- Это все дьявольские происки Яновского, - стучала мысль в висках Александра Ивановича, - неужто нажаловался попечитель Санкт-Петербургского учебного округа в Совет по поводу протекающей крыши в актовом зале? И в думах, между прочим, совсем неплохого директора, чьим именем позже будет названа стипендия одаренным детям - уже виднелась холмы вечнозеленых хвойных, очерченные по низу снегом. Сибирь, тайга, медведи - в таком треугольнике билось сознание взволнованного директора. Накрутив себя до совершеннейшего раздрая, Чистяков открыл дверь в приемную своего кабинета, узрел Марию Петровну на диванчике для особо важных персон, потерялся и с порога начал жалобно нести дикую околесицу.
- Течет, матушка, течет! - с надрывом вещал директор, - а у кого не течет в наших Венециях? Строили-то когда? Семьдесят лет прошло!
Далее директор начал длинный монолог о недавней покраске фасада здания, разбитый на пространные бухгалтерские выкладки. Все это время Мария Петровна с крайним удивлением смотрела на его лицо, отчего Чистяков терялся все больше, краснел и запинался.
- Александр Иванович, успокойтесь, пожалуйста, - вздела вверх брови Мария Петровна - на вас никаких нареканий нет. Я к вам по-другому поводу, не менее важному, но не столь волнительному.
Чистяков пришел в себя. Он склонил голову в молчаливом извинении и спохватившись, открыл дверь в свой кабинет, приглашая Марию Петровну зайти.
- Хух, - мелко перекрестился Александр Иванович на образ в углу, закрывая дверь - в городе порука, на воде перевоз.
Примерно в это же самое время титулярный советник Леонид Евневич выдерживал суровую паузу, взирая строго и свирепо на помощника пристава третьего участка Московской части Константина Варищева, околоточного надзирателя Прокофия Лазарева и потерявшегося, между таким большим начальством, дворника в фартуке.
Дело так удачно получилось, что судя по справке, околоточный и Наранович проживали в одном, доходном доме Федорова, что стоял рядом с мостом Чернышева. Так что, выдержав паузу, Евневич поблагодарил помощника пристава за содействие и отпустил, а вот местного Штирлица с Плейшнером попросил задержаться. И немедленно приступил к тщательному разговору на предмет благонадёжности юного Нарановича.