Иван Кулаев разлепил пересохшие губы.
- Каково это, Николай Александрович - спросил он робко, - видеть послания и общаться со святым?
Николай выдержал паузу.
- Интересно, странно, необычно, волнующе, - перечислил он, - от Великого старца исходит тепло и благодать. Сергий Радонежский видит наперед будущее и страдает за него в великих опасениях, что не справится с переменами Земля Русская. Потому и является ко мне. И обучает разным премудростям. Когда я с ним говорю, мне кажется нет ни стен, ни крыш и само небо отверстое смотрит на меня. Дальше.
Иван Васильевич моргнул.
- Почему вы, Николай Александрович, такой взрослый, - осторожно справился Кулаев, - вы совсем непохожи на обычного ребенка.
- Потому что я необычный ребенок, - пожал плечами Николай. - Мне только исполнилось девять как мой отец уехал на войну. Через несколько месяцев оттуда, в гробу, привезли моего дядю, принца Лейхтенбергского. И я понял, самое время взрослеть. Иначе со следующей войны могут привезти меня. Я постоянно учусь, самосовершенствуюсь, вскоре выйдет моя графическая теория функциональных зависимостей.
В глазах Ивана Васильевича проявилась непонимание и Николай закруглил речь.
- Последний вопрос, - предупредил он.
- Сейчас он спросит "почему я?", - спрогнозировал Историк, - или насколько опасно будет следующее задание.
- Он уже просчитал это, - не согласился Химик, - ты слишком самоуверен.
Кулаев избежал банальностей. Он поглядел на Николая, вдруг взволновался, порвался упасть на колени, но царевич придержал его стремление.
- Николай Александрович, насколько важно то, что мне поручено будет сделать для России? - справился он, блестя тревожно глазами.
- Это очень хороший вопрос, - медленно протянул Николай, - если я скажу, что в конечном итоге, лет через десять-пятнадцать, твое дело спасет миллионы жизней. Будет ли это достаточным основанием рисковать собой и проживать каждый день как последний. Гробить здоровье и надрываться над каждой копейкой? Ты нужен мне живым и здоровым Иван Васильевич, с ясной головой и трезвым умом. Я понимаю тебя гложет память. Но хочешь ли ты спасти миллионы русских жизней?
- Да, Николай Александрович, - твердо отвечал Кулаев.
- Потому что придется сделать почти тоже самое, что твой отец, - продолжал безжалостно Николай, - то, отчего твое сердце жжет вина. Пусть и не каждый день.
- Вы и это знаете? - спросил побледневший Кулаев.
- Не я, - отверг его слова Николай, - там. И он показал жестом на небо. - Но возрадуйся, это твой шанс искупить вину отца.
- Делая тоже самое, - горько сказал Кулаев.
- Ты будешь скупать каучук, - пригвоздил его Николай, - а в нужное время продашь втридорога. Ты сформируешь грузовую монополию и выжжешь конкурентов, словно паршивых тараканов. И все это ты провернешь в Бразилии, встречаясь с бразильским императором и войдя к нему, а главное к его дочери, в доверие, а потому, выучишь португальский язык, а если будет надо - примешь подданство Бразилии. На всё про всё, у тебя лет пять-шесть. Дальше нас ждут грандиозные дела в России.
Николай раскрыл тетрадку с расчетами и придвинул ее к Кулаеву.
- Это текущий анализ цен на каучук и что ждет рынок через два года, - начал он лекцию, - в твоем распоряжении будет восемьсот пятьдесят тысяч рублей в облигациях. Их надо будет сбыть малыми партиями, проехав по всей Европе.
Кулаева ощутимо шатнуло со стула, но он удержал равновесие.
- А что скупал его отец? - осторожно поинтересовался Химик
- Хлеб, перед неурожайным годом, - отвечал Историк, - он нажился на голоде среди крестьян и оставил травму Ивану, который видел все эти моровые игры.
Кулаев склонился над тетрадью. Исключительная адаптация - вот та сильнейшая черта характера, что помогла выжить в будущем купцу, каждый раз поднимаясь заново после крушений бизнеса, войн и национализации.
Радциг в коридоре остановился со столиком у двери в комнату Николая. Надо еще выждать, молодой царевич занят. Великие дела творятся под этой крышей, и он перекрестился на потолок, за которым находилась домовая церковь.
"Башибузуки все кружили,
Их было видно, словно днем.
Но только крепче мы дружили
И угощали их огнем.