— Вступился за своего товарища.
— Это похвально.
— Это нарушение дисциплины, — сказала фрау Доггель.
— Возможно. — Унтерштурмфюрер не был настроен спорить. — Я забираю их до восемнадцати ноль-ноль. Они будут сопровождать, как младшие товарищи, как прислуга, немецких детей в местный Императорский музей Победы.
Фрау Доггель обернулась к мальчишкам у стены.
— Видите? — сказала она им. — Кто хорошо проявляет себя в работе, тот получает возможность приобщиться к культуре Рейха и лично узреть торжество германского гения, воплощенного в полотнах и в скульптурах.
— О, нет, — улыбнулся унтерштурмфюрер, — сейчас водят на темпорамы.
— Куда? — спросила фрау Доггель.
— Zeitrahmen. Темпорама. Изобретение Густава Борнхаузена. Не слышали? Под темпорамы сейчас отвели весь большой зал.
Обер-эрциер смутилась.
— Честно говоря, херр унтерштурмфюрер, мы здесь, на периферии, бывает, даже пакеты из Управления получаем с двухнедельным опозданием.
— А "Volkischer Beobachter"?
— Последний номер был за второе марта.
— А сейчас одиннадцатое, — унтерштурмфюрер покачал головой. — Плохо у вас почтовая служба работает, — сделал вывод он.
— Говорят, партизаны пошаливают, — сказала фройлен Зибих.
— До сих пор? — удивился гость. — Странные дела.
— Фронт быстро ушёл на восток.
— Это да, уж мы рванули, — унтерштурмфюрер поднялся. — Так вот, в номере за седьмое число есть замечательная статья об этих темпорамах. Обязательно прочитайте. Фюрер, говорят, был ими очарован. Это на самом деле очень интересно. Как бы статическое окно в прошлое, создаваемое и удерживаемое электромагнитным полем.
— Но зачем?
Унтерштурмфюрер с некоторым сомнением посмотрел на фрау Доггель, задавшую вопрос.
— Вы не хотите увидеть стоянку первых ариев? Или Зигфрида, победителя Нибелунгов, пирующего на свадьбе Гюнтера и Брунхильды? Или нашего божественного фюрера в тот момент, когда Гинденбург провозгласил его канцлером?
— Ах, конечно! — покраснев, заверила херра Сломака обер-эрциер. — Если это возможно…
— Возможно, — сказал унтерштурмфюрер. — Детей приоденьте только. Я буду ждать их на улице, мой "хорьх" стоит на углу.
— А распоряжение?
— Пожалуйста.
Унтерштурмфюрер полез ладонью во внутренний карман мундира и достал сложенный вчетверо листок. Фрау Доггель, развернув, внимательно его прочитала.
— Устраивает? — спросил херр Сломак.
Фрау Доггель кивнула.
— Более чем. Олаф, — распорядилась она, — проводи детей в палату, пусть оденутся, штаны, куртки. Там же нет необходимости раздеваться? — спросила она унтерштурмфюрера.
— Нет, — сказал тот, выходя.
Олаф взял Димку и Лёшку за руки. Он был сильный, и за ним пришлось поспевать на цыпочках. Вскрикнешь — Олаф или пальцы до боли сожмёт, или ещё что-нибудь придумает. Ущипнёт, например. Это, как говорит фрау Доггель, воспитательный момент. Не кричи, не реви, молчи. Плохо, что хлеб в коридоре у Димки выпал, не уследил он за ним.
Скандинав едва ли не протащил их по лестнице, швырнул в проход.
— Отеват-ться!
Мальчишки кинулись к шкафчикам у дальней стены.
— Ненавижу! — успел тихо прошептать Лёшка.
— Кого? Олафа? — спросил Димка, натягивая штаны.
— Всех их.
— Я тоже.
Рубашка. Куртка. Всё равно холодно. Сев прямо на пол, Димка принялся обуваться. Тонкие шнурки на потертых, с чужой ноги, ботинках так и норовили завязаться в узелки. Димка засопел. Лёшка опустился рядом.
— Может, сбежим по дороге? — дохнул он в ухо другу.
— Надо же знать, куда, — сказал Димка, пытаясь сложить из шнурка крыло бабочки.
Отец ему показывал, учил. Как раз перед тем, как уйти в армию, посадил к себе на колени и, тепло обдувая дыханием макушку, принялся объяснять:
— Смотри, Митька, пропускаем один конец под другим, сгибаем петелькой, охватываем вторым и продеваем снизу. Видишь? Получается словно бабочка.
Димка ещё смеялся.
А отец говорил, что теперь уже ему, Митьке, заботится о маме и такие вещи, как мыть посуду или завязывать шнурки, точно уж придётся делать самому.
Димка шмыгнул носом.
— Шт-то вы там копает-тесь?
Олаф двинулся к мальчишкам по проходу. Он схватил их, как котят, за шкирку и швырнул на пол в сторону дверей. Лёшке повезло, он поймал в пальцы коечную стойку и не упал. А Димка, грянув об пол, больно отбил локоть и коленку. Завязать шнурки на втором ботинке он так и не успел.
— Вставай, — подал ему ладонь Лёшка.
— Ага.
Олаф тучей надвинулся сзади.