И брюнет определенно лучше спал. Как никогда в своей жизни. Шрам никогда не пульсировал, кошмары не снились. Большинство ночей Драко забирался к нему в постель и сворачивался под боком калачиком. В такие моменты Малфой выглядел младше: гримаса высокомерия, которая так часто искажала черты его лица, исчезала, и Гарри просто любовался им.
В это время Гарри размышлял. Он не забыл ни о провалах в памяти блондина, ни о неясности в вопросе о Регулусе Блэке. Хотя Драко вел себя как ни в чем не бывало. И как связаны между собой профессор Лестрандж и провалы в памяти Малфоя? Пока Гарри пришел к решению, что с помощью мантии-невидимки проследит за Драко, когда их декан снова вызовет того к себе. Тем не менее, он еще не поделился с Драко своей идеей. А что до Регулуса - Гарри ждал, пока Малфой сам заведет разговор о нем.
Парня все вполне устраивало, если не считать уроков с директором. Драко оказался прав: «теорию магии», похоже, посещали исключительно те, кто по мнению Финеаса Блэка выражал недовольство по поводу школьных порядков или имел проблемы с поведением. И никто не мог полностью избежать истязаний на уроках, неважно, какое усердие в учебе он проявлял. Но самые жестокие наказания были припасены для наиболее спесивых студентов. За ответ, произнесенный, когда его не спрашивали, Тимоти Фрост молчал почти два урока, потому что ему запечатали рот заклинанием. Это было бы не так противно, если бы не живой тритон. Гарри не знал наверняка, был ли язык Тимоти трансфигурирован в земноводное или оно взялось откуда-то еще. Как бы там ни было, еще полчаса после окончания урока Фрост откашливался.
Было только вопросом времени, когда Гарри попадется директору на глаза. Самым раздражающим оказалось то, что Гарри, вопреки всему, находил этот предмет интересным. Воспитанный магглами, Поттер даже понятия не имел о множестве вещей, которые магами воспринимались как само собой разумеющееся. Создание новых заклинаний, вибрация и аура палочки, коллективная магия, культурные различия в произношении заклинаний и так далее. Учебник, который он был обязан приобрести, оказался написан сложным языком, но Гарри решил, что книга стоит того, чтобы в ней разобраться. А вот уроки стоили отдельной темы.
- Мистер Поттер, - обратился к нему Финеас Найджелус Блэк. - Приведите мне пример беспалочковой магии.
Гарри оторвался от учебника, в который углубился, пока Шейна Хэннигана снова подвергали испытанию у доски.
- Да, сэр, - ответил Гарри, судорожно придумывая пример. - Аппарация?
- Это вопрос или утверждение, мистер Поттер?
- Утверждение, сэр. Аппарация - это один из видов беспалочковой магии.
- Приведите еще пример. - Держа палочку за спиной, Блэк подошел и встал прямо перед Гарри. Его брови были сдвинуты, а губы поджаты.
- Да, сэр. - Когда на тебя пристально смотрят глаза-бусинки, довольно трудно мыслить ясно и говорить внятно. - Ну, когда у молодых волшебников еще нет палочки, они часто заставляют происходить разные вещи.
- Не выражайтесь как слабоумный, Поттер. Вы учитесь на седьмом курсе или нет? Как называется этот феномен?
Гарри моргнул. Он не знал специального термина, который использовался для этого явления.
- Извините, сэр, я не знаю названия.
- Судя по тому, как часто Вы сидите, уткнувшись носом в свою книгу, я полагал, что к этому моменту Вы просто обязаны уже стать экспертом по данному предмету. - Ласковый тон Блэка привел Гарри в бешенство. - Я предоставлю Вам выбор, мистер Поттер: десять очков со Слизерина или десять ударов?
Гарри точно знал, что весь красный от гнева, но с трудом сдержался. Поттер видел лицо Фроста за директором: его глаза метали молнии. Почему его факультет должен пострадать?
- Десять ударов, если позволите, сэр, - ответил Гарри, не в силах скрыть горечь в голосе.
- Очень хорошо, - произнес Блэк, будто одобрив. - Подойдите к моему столу. - Директор развернулся на каблуках и прошествовал к огромному деревянному столу в начале класса. - Ладонь вниз, пожалуйста.
Гарри проследовал за ним и, растопырив пальцы, положил правую руку на лакированную поверхность. Парень заметил оставшиеся на дереве следы от предыдущих ударов, которые приходились мимо, призрачные шрамы, как те, например, что остались после отработок с Долорес Амбридж. Он до сих пор мог разобрать вырезанные на тыльной стороне руки слова «Я не должен лгать».