Тэмуджин в ту самую пору, занятый тревожными мыслями, не обратил на все это особенного внимания, но позже, вспоминая, он со всей полнотой оценил достойное поведение своей жены. Он убедился, что боги послали ему женщину очень высокого ума, способную быть супругой большого вождя. Глядя на нее, и обе матери, как показалось Тэмуджину, стали вести себя с ним более почтительно, не противились, как раньше, его желаниям.
«Сама она дочь нойона, – найдя время на досуге, задумывался он о жене, – и видно, что привычна к разным поворотам. Да и, наверно, родители подсказали ей, как нужно вести себя при муже, в новой семье».
Беседуя с ней, он всегда чувствовал, что жена легко улавливает его мысли, понимает его думы. И оставаясь с ней наедине, Тэмуджин все чаще стал открывать ей свои потаенные замыслы.
Около месяца после их свадьбы между ними произошел разговор. Был поздний вечер, они были в юрте одни. Тэмуджин, сидя у очага, долго думал, прежде чем начать.
Бортэ сидела рядом, подшивала к его зимним унтам новую подошву. Ловко переменяя в руках костяное шило и иглу, она стежку за стежкой быстро натягивала крепкую нить из сухожилий.
– Бортэ, – сказал Тэмуджин, – давай, поговорим.
Она остановила работу, внимательно посмотрела на него и отложила шитье. Запасаясь терпением, молча ждала. Тэмуджин, прищурив глаза на огонь, все еще молчал, не зная, как начать.
– Говори, – сказала она и ласково взяла его за руку, – все, что будет тобой сказано, я пойму и приму.
– Я должен стать ханом, – сказал он. – Я должен объединить все рода нашего племени, чтобы больше не было войны, чтобы люди не убивали друг друга… Для этого я должен больше думать о благе племени и поменьше заботиться о своих нуждах. Я часто буду отлучаться от дома, ездить по делам других родов, а тебе придется запастись терпением и трудиться дома за себя и за меня.
Бортэ долго молчала. Тэмуджин ждал ответа, боясь, что она так же, как матери Оэлун и Сочигэл, испугается его слов и станет отговаривать, говоря, что дело это трудное и опасное, что он еще не получил даже отцовского улуса, а думать о большем сейчас неразумно, что время покажет, как жить. Но у Бортэ было другое лицо. Со светлыми, восторженными глазами она смотрела сначала на огонь, потом перевела взгляд на него и тепло сказала:
– Я когда-то в детстве слышала слова моего прадеда, что у больших людей большие помыслы, у малых – малые, мышь ходит до соседнего холма, а конь достигнет и крайнего моря. У тебя, это видно, ум большой, значит, будешь большим человеком. С тобой и сейчас взрослые и знатные разговаривают, как с равным. И к кереитскому хану, наверно, ты тогда, после нашей свадьбы, не просто так ездил. Такие люди как ты, должно быть, и становятся ханами. Делай свое дело, а я буду стараться в женских делах. И еду повкуснее сготовить да накормить тебя не заставлю ждать, и согреть тебя с холода своим горячим телом буду готова всегда, и приодеться тебе перед народом достойно будет во что. Делай свое дело, а я уже сейчас вижу, что ты станешь ханом, если богам будет угодно. – Подумав, она с улыбкой добавила: – Уж если ты сумел забрать меня у моего отца, своего ты и здесь добьешься…
Радостным жаром обдало тогда Тэмуджина. Быстро потянувшись, он схватил Бортэ в охапку, посадил к себе на колени и крепко, изо всех сил обнял. Ему, которого и родные домочадцы не всегда понимали, не всегда соглашались с ним, радостно было видеть в своей жене единомышленницу, которая с полуслова уловит его думы и без оглядки пойдет за ним по любому пути.
VI
В конце осени, когда в тайге опадали с деревьев листья, Тэмуджин вместе с Боорчи и Джэлмэ ездил к Мэнлигу. Ни с ним, ни с Кокэчу он не виделся со дня своей свадьбы. Расставшись с ними в довольно неопределенных отношениях – ни друзьями, как прежде, и ни врагами, чему как будто не было большого повода, – после долгих раздумий он твердо решил возобновить прежние отношения.
«Нужно во что бы то ни стало сохранить их в числе моих сторонников, – рассчитывал он, – и тогда Мэнлиг по-прежнему будет присматривать за отцовским войском, чтобы оно не разбежалось прежде времени, а Кокэчу будет заступаться за меня среди шаманов и перед духами. А в будущем, когда придет время возвращать отцовский улус и хан Тогорил обратится к борджигинским нойонам, эти будут действовать снизу и склонять народ под мое знамя…».
На дружбе с ними настаивала и мать Оэлун, повторяя, что не будет счастья тому, кто враждует с шаманами.
Тэмуджин задолго приготовился к этой поездке, мысленно обдумывая предстоящую встречу с отцовским нукером. Не зная, как тот теперь относится к нему, он решил для начала разведать, что у того на уме, да еще между делом выяснить, не узнал ли как-нибудь Мэнлиг о его поездке к хану Тогорилу. В любом случае он намерился вновь заручиться расположением влиятельного воина, возродить былую дружбу.