Это был старик в старой войлочной шапке и поношенной косульей одежде. Взоры толпы обратились к нему. Его стали обступать.
– Кто ходил в поход, чьи войска? – допытывались люди.
– Есугея войско, с сыном его Тэмуджином, и джадаранское, с сыном покойного Хара-Хадана…
– Эти двое? Да они хоть знают, в какой стороне живут меркиты?
– Уж слишком они молоды…
– Не скажите. Если волки, то и молодые будут нападать, а если овцы, только траву топтать…
– Ложь!..
– Сначала выслушайте!.. Вы главного не знаете: с ними ходил кереитский хан со своим войском. Втроем они разгромили меркитов.
– Да правда ли это?
– Я тебе говорю…
– Вон как! Да вы расскажите нам по порядку, как все было… Тихо вы, эй!.. Замолчите все!
– Тогда слушайте… – Старик дребезжащим голосом рассказывал все в подробностях, его слушали, народ стягивался со всех сторон, окружая плотной толпой, напирая друг на друга…
– Вот как все было! – закончил старик и, возмущенно ворча, обратился к другому, такому же согнутому годами, старику: – Вот какая молодежь пошла, ты слышал? Говорит, язык отрежем… Созвать бы стариков, да самому подрезать, чтобы знал, как со старшими разговаривать.
– Нойоном себя почувствовал, – шепотом хрипел тот ему в уши, опасливо оглядываясь. – Как десятником сделали, так и возомнил. Отец-то его, бывало, седло у меня выпрашивал, чтобы съездить…
– Похоже, что правда! – успокоенно гомонили в толпе. – Есугей дружил с Тогорилом, сын его в дружбе с Джамухой, значит, все верно.
– А кереитский хан и весной приходил на Керулен, помогал тому Джамухе получить отцовский улус.
– С ханом они, пожалуй, никому не под силу.
– Не говорите, им вместе на чжурчженей впору идти, не то что на меркитов.
– Вот у каких нойонов хорошо бы пожить, – громко вздыхал один молодой мужчина с завязанными сзади, гладко расчесанными волосами. – У таких знаешь, за что служишь, а наши лишь между собой грызутся, только и смотришь, как бы ненароком к ним же на зубы не попасть…
– Да об этом Борогол с друзьями давненько уж говорят…
– Надо послушать их.
– И вправду, пойдем-ка, узнаем, что им известно про этого Тэмуджина.
В другом месте шел такой же разговор. Неприметного вида человек, пристально вглядываясь в лица, говорил:
– Это только начало, вы еще увидите… он ханом будет. Шаманы говорят, что боги уже остановили на нем свой выбор.
– Да уж, он не похож на простого человека, – соглашались с ним. – Два года назад ходил тут с кангой на шее, а теперь? Целым тумэном владеет! Разве сможет так обычный человек? Когда такое было, подумайте-ка.
– Да пусть он всех приберет к рукам, лишь бы между собой не воевали.
– Мы только рады будем.
– Хоть один настоящий вожак показался.
Нойонов не было видно среди народа. Скрываясь по юртам, они помалкивали, предчувствуя в этих слухах грозные для себя события. Нешуточное усиление сына Есугея, прежде ограбленного и униженного на их глазах, хорошего им не предвещало.
Таргудай сидел у очага с каменным лицом, крепко задумавшись. Вновь становясь раздражительным, он по всякому поводу хватался за нож, грозя домочадцам убить за ничтожную оплошку, за лишний шум. Одна из служанок уже пострадала: стала убегать от него, он бросил вдогонку нож, попал ей в ногу, в сгиб колена; кровь остановили, но жила была перерезана и та навсегда осталась хромой.
А у него дрожали от досады руки, сердце не находило места в груди.
«Что это за человек? – Таргудай в который раз спрашивал себя и не находил ответа. – Да человек это или дух? Западный или восточный? Родителя его без труда удалось отправить к предкам, а этот – который раз его толкаю в пропасть, как будто наверняка – а он не падает, как заговоренный… А не боги ли тут вмешиваются? – опаленный догадкой, он покрывался страхом: – Ведь предупреждал меня шаман. И сон тот, про филина, видно, неспроста мне приснился. Ах, зачем я поторопился, не подождал до времени! И не было бы ничего этого, сидел бы он в горах…»
Он вспомнил тот день, когда ранним летним утром отправлял Унэгэна к меркитам, наказывал ему: «Смотри, передай слово в слово. Пусть разом уничтожат все семя Есугея, чтобы не было их на земле. Сам и проведешь их…»
И успокоился тогда Таргудай: уверен был, что отныне с отпрысками Есугея покончено навсегда.
«А с остальными врагами я уж понемногу разберусь, – рассчитывал он, думая о керуленских нойонах и о Тогорил-хане. – И татар на них натравлю, и чжурчженей приведу. Они еще вспомнят меня».
Но почему-то вышло все не так…