Чихия шел каменистым берегом реки и вспомнил: утром буйвол ударил ногами калитку и оборвал придерживающую ее петлю, свитую из подсохшего хмеля. Чихия решил разыскать прочного хмеля для новой петли и углубился в мелколесье. Он дошел до высоких деревьев и, прокладывая легким топориком путь, пробирался среди упрямых колючих зарослей ежевики. А вон и старое ореховое дерево, его ветви обвиты густым хмелем.
Чихия запрокинул голову, высматривая стебли покрепче, буйно разросшийся хмель длинными плетями тянулся с земли кверху и жилистыми щупальцами цепко обвился вокруг ветвей дерева. Чихия выбрал крепкий старый стебель, сильно потянул его, стащил, словно корабельный канат, на землю и очистил от боковых побегов; затем еще раз посмотрел вверх, шаря глазами, и тут его внимание привлекла гибкая ветка, конец которой изогнулся крючком. Она росла повыше того места, где раздваивался ствол.
Чихия пришло в голову, что эта ветвь может пригодиться в хозяйстве. Он обрубил колючки, обхватил ствол руками и полез, ветка оказалась еще лучше, чем он предполагал. Чихия срубил ее, бросил вниз, принялся искать еще такую же ветвь и вверху, над головой, нашел ее. Он и эту обрубил, затем заткнул за пояс топорик и, разохотившись, полез выше.
Когда он на большой высоте срубил ещё одну ветку и ногой толкнул ее вниз, ветвь при падении увлекла за собой целую гирлянду подсохших старых колючек и заросли хмеля, и они упали, как занавес. Перед Чихия открылся широкий просвет, и он увидел небольшую, кем-то недавно вырубленную площадку, о существовании которой никто в деревне и не подозревал. Чихия проворно спустился и полез сквозь образовавшийся проход на площадку…
На стволе молодого дерева болтались две веревки. Вокруг дерева валялись кости. На земле, удобренной навозом, росла высокая, сочная трава. Чихия удивленно осмотрел полянку, заглянул в чащу, затем подошел к веревкам, потрогал их рукой и поднял большую воловью кость, ничего не понимая. Он совсем уже было решил уходить, как вдруг вспомнил об украденных волах. Вероятно, это кости колхозных волов!
Чихия еще долго стоял на месте, рассматривал веревки и кости, затем с трудом влез в колючую брешь, через которую проник сюда, добрался до тропинки и кинулся бегом в село.
Вскоре на поляне собралось много колхозников. Они глядели на кости и тяжело вздыхали, сокрушаясь о погибших волах. Они хотели узнать, как пригнали животных сюда. Люди рассыпались по лесу в поисках тайной дорожки и в одном месте над речкой с крутого откоса увидели уходящую в чащу еле заметную тропинку. Один из стариков сказал:
- Как ежа нельзя держать за пазухой, так и врагов, как бы сладок ни был их язык, нельзя держать в колхозе.
Так вот что проделал Мыкыч! На людях он отирал пот с лица, разглядывая свою натруженную ладонь, а в лесу его же руками были прирезаны колхозные волы…
Иногда нерушимая тишина лежит на глади синего моря, и, кажется, конца-края не будет покою, но вдруг, словно беспричинно, смутится гладь и волны закипят на потемневшем море, - так изменчивы были переживания измученного сердца Темыра.
Скоро уж кончатся каникулы, а он еще не говорил с Зиной. Чем больше он думал, тем быстрее шло время, тем труднее ему становилось решить, что же делать дальше? Взять Зину в Москву, увезти ее тайно - достойный ли это поступок? Не вызовет ли это осуждения, и что будет потом? Как трудно бывает решать, кажется, простые для других вопросы. Люди женятся без этих мучительных раздумий…
Плохо то, что Темыр таил горе в своем сердце, не открывая его никому. Здесь не было ни Нади, ни Игната, ни Гафура. А поговорить с Михой он почему-то стеснялся. Наверно, это был ложный стыд. Темыр несколько раз готов был заговорить с Михой, но поймет ли его Миха?
Скоро уже день отъезда. Как-то раз вечером, когда он сидел в доме Михи, Хикур поджаривала на вертеле над очагом мясо, в огонь с шипением капал жир, распространялся аппетитный запах.
Как приятно наблюдать счастье и достаток в доме друга! Миха, протянув руку, брал вертел из рук жены и сам принимался поджаривать мясо, приговаривая:
- Живей, Хикур, скорей снимай с огня мамалыгу. Перед тобой волки, а не люди, так мы проголодались - Темыр и я!
Хикур сняла с надочажной цепи тяжелый котел с мамалыгой и размешала густое варево; затем она выложила мамалыгу прямо на хорошо вымытый узкий столик.
Утомленные и голодные товарищи, усевшись рядом, принялись за еду, а затем, вымыв руки, собрались спать. Темыр остался у Михи.
Миха разделся и погасил лампу.