- Иди-ка, товарищ, помоги мне, - позвал он Темыра, который и сам уже хотел принять участие в ловле лошадей.
Темыр был хорошим джигитом. Он ловко схватил коня.
- Дай бог тебе здоровья, дад. Ай, молодец! - ласково сказал Алхас Темыру, быстро передавшему в его руки пойманную лошадь. Алхас подошел к Мурзакану и достал из-под полы черкески коричневую полевую сумку, вынул блокнот и на бланке сельского Совета написал химическим карандашом расписку. Потом запустил руку в карман и извлек печать, завернутую в бумажку. Дохнув на печать, он приложил ее к расписке.
- Вот, получи документ по всей форме, - сказал он Мурзакану. - Тут написано, что мною у тебя отобраны лошади.
Мурзакан взял расписку и, даже не посмотрев на нее, сунул за пазуху.
- На что мне твоя расписка. Даром взяли лучших коней и будете на них сами ездить.
Алхас повернулся к Мурзакану и сказал голосом, в котором звучала торжественность:
- Отобранные у тебя лошади являются всенародной собственностью. Понял?… И будут отданы для нашей дорогой Красной Армии. Можешь жаловаться, если недоволен!
Лошадей повели, одну за одной, по тропинке через сад. Шествие замыкал Алхас, державший за поводу гнедую. Пойманная, она стала послушной. Рядом с Алхасом шел Темыр. Они только начали разговор, когда сзади раздался истошный крик Мурзакана:
- Спасите!… Средь бела дня гра-а-бят!…
Увидев, что коней бесповоротно забирают, Мурзакан не смог больше сдержать своей яростной злобы. Этот Мушба, недавний бедняк, сын пастуха, отобрал лучших коней у князя. Он выдал Мурзакану бумажку, которая не стоит и копейки, а себе забрал лошадей. Нет, этого Мурзакан не мог стерпеть. Понимая бессмысленность своего поведения, он все же бежал за ними и кричал звериным голосом.
- Иа-уу-уу! Иа-уу-уу!… Караул! Спасите! Воры!
Темыр повернулся и, преградив путь бегущему Мурзакану, заставил его остановиться.
- Замолчи ты, собачий сын! Как смеешь ты говорить о воровстве, кричать на законных представителей советской власти? Они делают правое дело! - Голос Темыра становился все резче. - Ты, ты - вор! У тебя нет совести. Не ты ли воровал, крал, таскал, где мог, последнее добро у крестьян? Не на этом ли дворе паслись быки, уворованные тобою у моего отца? Ты их зарезал средь белого дня, на его глазах! А после привязал моего несчастного отца к дереву за то, что он осмелился прийти по их следам на твой проклятый двор… Стыдись и молчи!
Мурзакан, тяжело дыша, слушал слова Темыра. Но глаза были устремлены туда, где виднелись лошади, уже выведенные из сада. Мурзакан внезапно рванулся в сторону от Темыра и вбежал во двор. С безумными глазами он подскочил к одной из лошадей и стал вырывать поводья у крестьянина. Он кричал так, будто его режут:
- Не пущу!… Не дам!…
Темыр подошел и наблюдал за происходящим, сначала сдерживаясь, упершись обеими руками в свою тонкую талию, перетянутую кожаным поясом. Потом глаза его стали наливаться кровью, ненависть к Мурзакану душила его.
- Негодяй! - вскричал он. - Я повесил бы тебя, подлеца, на этом дереве, чтобы ты испустил свой грязный дух, но не могу быть таким злодеем, как ты!
Темыр пригрозил кнутом Мурзакану, он и в самом деле готов был его ударить. Мурзакан, вцепившийся в лошадь, как клещ, отскочил в сторону.
Молчавшие до сих пор крестьяне, лишь с ненавистью глядевшие на Мурзакана и готовые в любой момент вступиться за своего председателя, при виде того, как Мурзакан испугался поднятой руки Темыра, пришли в веселое настроение и стали отпускать шутки по адресу Мурзакана.
Мурзакан побледнел а задрожал. У него перехватило дыхание. Руки привычно потянулись к поясу, но кинжала не было. И все равно он уже не мог бы теперь ударить Темыра. Ах, как бы Мурзакан хотел, чтоб у него дома были преданные слуги, чтоб было оружие, чтоб была его власть! С каким наслаждением он перестрелял бы, перерезал бы всех этих людей. Но оружие у Мурзакана было отобрано при обыске. Правда, две винтовки закопаны в саду, но разве их достанешь теперь? А слуг давно уже не было. Они ушли от Мурзакана. Оставалась одна дальняя родственница с племянницей, они вели хозяйство, а жена Мурзакана Назия уехала в Сухуми.
Никто ему не мог помочь. Он был обезоружен и бессилен. Но с какой радостью он совершил бы сейчас самое страшное преступление. Он обрушил бы с неба молнии! Он заставил бы солнце вылить на землю свой жар, чтобы уничтожить ставший ненавистным ему мир, людей, отнявших у него богатство и власть…
Мурзакан опять извергал поток ругательств и проклятий, но вызывал этим только смех у окружавших его бедняков. Вдруг он пристально посмотрел на Темыра с какой-то новой мыслью. Их взгляды скрестились.