Но он долго не находил ничего такого, что изменило бы ход его мыслей, надолго отвлекло бы его от дурманящей тоски. Темыр никак не мог ухватиться за нить, которая дала бы ему ясную надежду выйти на новые пути жизни. Ее далекие просторы все еще казались ему туманными. Но в то же время Темыр не терял интереса к чтению, наоборот, он пристрастился к нему, находя в книгах какую-то большую для себя опору.
Темыр уже многое знал. Он прочел о ленинском плане электрификации страны и о строящемся Днепрогэсе, об автомобилях, которые все в большем числе выпускались в Москве, о гусеничных тракторах - их он никогда не видел, - о строительстве новых и новых заводов, о трудовых подвигах рабочих, о новых университетах и школах.
«А ведь это все нужно и для нас», - появлялись у него первые мысли об общности интересов людей, которые учатся и трудятся в советской стране.
- А что у нас сегодня нового? - иной раз слышал он не без удивления свой оживленный голос и с увлечением погружался в чтение нового номера «Правды». Как пригодилось ему знание русского языка!
Особенно стала интересовать Темыра жизнь других народов. Он знал с детства своих родичей абхазцев, встречал грузин, армян, знал русских, но он никогда не мог представить, что в Советском Союзе объединились более шестидесяти народов, и все они теперь равные и свободные.
«Какой же он великий и для всех хороший, наш Советский Союз», - размышлял Темыр.
Однажды Миха застал Темыра у старой карты мира, висевшей в читальне. Темыр сосредоточенно водил пальцем по городам Китая.
- Наши одержали победу в Кантоне, двигаются к Шанхаю, - радостно сообщил он Михе.
Миха, прищурив глаза, ласково и внимательно посмотрел на Темыра: как вырос парень!
Для Темыра «нашими» стали не только жители его деревни, жители Абхазии, народы Советской страны. Он стал глубоко проникаться сознанием, что наши - это все такие же, как и мы, трудовые крестьяне и рабочие во всем мире. А когда он читал об эксплуататорах и угнетателях народа - в Америке ли, в Азии - перед ним вставали лица Мурзакана и Мыкыча.
Темыр брал книги Ленина, он с удовольствием послушал бы кого-нибудь, кто мог бы объяснить ему получше ленинские идеи, растолковать общественные проблемы. У него появилось множество вопросов, с которыми он обращался к Михе. Но Миха сам знал не очень много.
Иногда Темыр брал книги домой, ставил у изголовья свечку и, бормоча под нос, чтобы заглушить мысли, читал вслух. Он читал с усилием, стараясь побороть этим боль сердца, и нередко засыпал с книгой в руках или мучился мыслью: «Какой он читатель?… Он - кровник!»
Сунув книгу под подушку, Темыр до самой зари ворочался с боку на бок и тщетно пытался заснуть, и не одну ночь он провел без сна. Он вставал, зажигал свет, снова принимался за чтение. Его голос громко раздавался в эти ночные часы, клочок темного неба с одинокой звездой заглядывал в щель потолка. Какое дело ему, кровнику, до Днепрогэса, до сельскохозяйственной машины под названием «трактор»? Зачем ему интересоваться какими-то отвлеченными вопросами, разве к лицу ему это? Он - кровник! И Темыр гнал громким чтением, словно молитвой, кровавый соблазн и в таком мучении проводил ночи.
И все же в сознании Темыра оставались крепкие следы от каждой новой прочитанной книги. А поднимаясь утром, он вспоминал и призывал в мыслях Миху, чья жизнь так легка, так открыта и так недоступна Темыру.
…Темыр быстро шагал по каменистой ложбине вдоль русла реки, перешел реку вброд и выбрался на открытое место. Неподалеку был сельсовет.
Под большим дубом беседовала группа крестьян. В сельсовете за столом сидел Миха, перед ним лежал исписанный лист. Он улыбнулся Темыру и по обычаю встал навстречу.
- Садись, - сказал Миха и сам сел, - что скажешь?
- Почему вы меня назначили? - быстро и взволнованно заговорил Темыр. - Зачем я понадобился вам?
В его голосе зазвучала обида и, еще больше, растерянность: он ходит к людям, чтобы кое-что выведать, а не для того, чтобы занять почетное место, вовсе не полагающееся не отомстившему кровнику. Конечно, Миха не понимает и поэтому так мирно улыбается.
- Уверяю тебя, Темыр, этого хотел не я… Но как быть, если народ тебя уважает и народ захотел? Что я мог поделать?
Лицо Темыра покрылось испариной. В какое положение он попал! Он был подавлен и раздражен.
- Вы просто губите меня…
- Преувеличиваешь!
- Нет, вы просто губите меня. Это ты когда-нибудь поймешь. Ведь для меня это мучение.
- Это доверие, которое тебе оказано, эта почетная работа - мучение? Вот новости!
- А что, если ты когда-нибудь узнаешь, что я не имею права на почет? - сказал жалобно и растерянно Темыр, не глядя на Миху. Он спохватился, что сказал лишнее, и потому прибавил: - Когда не знаешь дела, оно всегда трудно. Но скажи, пожалуйста, что ты придумал? Разве я когда-нибудь работал в кооперативе, думал о таких вещах, разве торговал?