- Ты молодчина, и видно, что лавка тебе дорога!
Темыр с утра не ел ничего, проголодался и не прочь был отдохнуть, но пережитое волнение как-то возбуждало его: кто знает, почему он с особой печалью и нежностью, удивлявшей его, вспомнил сейчас о записке Зины…
Двери скрипнули, и Темыр увидел словно окаменевшее лицо Мыкыча.
- Еще торгуешь? Тебя только здесь не хватало! - сказал Мыкыч. - Эх, бедная моя лавка! - Он шумно вздохнул, сел на скамью, обвел стены диким взглядом.
Стоя за прилавком, Темыр молчал.
- Не тебе бы следовало здесь стоять! - продолжал Мыкыч. - Ведь мы-то с тобой знаем, кто ты. Как же ты смеешь с таким долгом на сердце появляться здесь, в этом шумном месте, перед лицом людей!
Темыр ненавидел Мыкыча, но все же смиренно спросил:
- О чем ты говоришь?
- Все о том же! Ты не сумел отомстить за себя, ты теперь знаешь, кто твой враг. Попробуй мне возразить, что не знаешь, как зовут его.
Волосы зашевелились на голове у Темыра, - он услышал страшные, обязывающие слова и униженно, с трудом, чувствуя, что высохли небо и язык, прошептал:
- Лучше бы ты убил меня!
Мыкыч глядел торжествующе.
- Мне-то что! Вот люди над тобой смеются за спиной, а когда все узнают - тебя камнями закидают, побьют в твоем кооперативе. Советский торговец, святоша! «Отомстить не сумел, - так говорят о тебе. - Трупом слоняется среди живых. Утратил все, что в нем было абхазского. Под юбкой голову прячет».
- Молчи!
- Нет, это ты, «кооператор», замолчишь. Ты еще онемеешь, когда все заговорят о тебе, растоптавшем законы отцов! Ой, ой, с кем это я говорю, на кого слова трачу!
Мыкыч плюнул и, порывисто встав, вышел из лавки.
Темыр молчал: у него темнело в глазах, и он стоял, дрожа, как измученное животное, не осмеливаясь перевести дыхание, не позволяя себе вдохнуть запах этих стен - стен ставшего ему близким кооператива. Он прикусил себе палец и подумал:
«Что бы я ни делал, все напрасно! Значит, рассудок меня обманывает или вовсе покинул. Если бы знал Миха, какая отравленная жизнь для меня создалась…»
Темыр уже не мог владеть собой, сейчас он рвался к мести, и это было неотвратимо, как последняя судорога умирающего. Слова, которые произнес Мыкыч, скоро бросят в лицо Темыра все жители деревни. «Нет, залей все сердце, затопи весь мой мозг, месть!»
Но тут же, через секунду, в нем шевельнулось недоверие к Мыкычу. Темыр вынул из кармана записку с номером ружья. Долго сидел, перечитывал краткую шестизначную цифру, вздыхал и щурился, как от нестерпимого света.
Свернув записку, Темыр опустил ее в карман, запер дверь лавки и ушел. А в другом кармане другая записка призывала его забыть о номере 179013.
…Время шло, и Темыр, как и прежде, продолжал работать в кооперативе, но уже больше не ходил мимо дома Ахмата. Огибая его, он шел мелколесьем и думал, что вот здесь, среди деревьев, и застынет стариковская кровь.
Уходило время, и Зина горевала. Сильнее всего ее мучило то, что Темыр так и не ответил на записку, - значит, он обижен. Он, может быть, ненавидит ее. За что?
Иногда девушка чувствовала себя такой униженной, точно порабощенной пренебрежением Темыра. Иногда она возмущалась этим, но тут же виновато опускала голову, не находила себе места, и все валилось из ее маленьких рук.
«Нас не разъединят ни моря, ни горы. Что же со мной? Почему я не могу узнать, кто обидел Темыра? Он сказал, что расстанется со мной только на неделю, - спрошу, когда же кончатся эти мучения, пусть он мне ответит».
Но Зина не шла в кооператив и не подходила к бедной хижине Темыра.
Между тем слава о красоте Зины росла. Люди, которых до сих пор никогда не видел Ахмат, приезжали к нему будто по делу; иные говорили, что слышали: Ахмат, мол, продает хорошую лошадь. Но какие лошади у Ахмата? Старик понимал, что парни вовсе не собираются покупать лошадей, но, смекая, в чем дело, и не думал обижаться.
- Слава богу, - говорил он Селме, - и до этого мы с тобой дожили, и это увидели наши стариковские глаза.
Всех, кто приезжал, Ахмат встречал с радостью и приветствовал ласковым словом. Всем нравилась его доброта. Даже важничающие люди, франты, которые могли не особенно считаться с Ахматом, с его бедным домом, из внимания к его дочери почтительно произносили:
- Долгой тебе жизни, Ахмат!
«Что ж, у кого красивая дочь, у того со временем появляется немало новых знакомых».
Наступили дни перевыборов в сельсовет, и неожиданно для Темыра назвали его кандидатуру председателем сельсовета. Его выбрали единогласно, как он ни отказывался, и он подумал: если Мыкыч, у которого, несомненно, также записан номер ружья и который знает очень многое, откроет перед людьми трусость Темыра, все, как от зачумленного, отшатнутся от нового председателя сельсовета.