- Вот несчастье! - пробормотала Зина.
Она быстро побежала вдоль плетня разыскивать телят. В одном месте, на кольях, виднелись клочья шерсти; здесь девушка перелезла через плетень и направилась по следу. Она прошла рощу, перебралась через речку. Но и здесь телят не было.
«Куда они завели меня? - сердито подумала Зина. - Пусть их хоть волки разорвут». Колючки жалили колени, и на нежной коже выступали капельки крови. «И ты мне мешаешь, гадкая колючка, чтоб ты сгорела!»
Сдвинув тонкие брови, Зина притянула к себе ветку фундука - мелкого орешка, оторвала листок и стерла им кровь с колена. На дороге кто-то со свистом щелкнул плетью. Ах, да это едет Темыр!
Сердце девушки забилось чаще. Она бросила потемневший от крови листок, выбежала на тропинку, подумав: «Пусть Темыр сейчас скажет о своем письме…» Теперь Зина не обращала внимания на расстилавшиеся по земле ветки колючей ежевики.
Темыр увидел девушку и проворно соскочил с лошади. Молодые люди обменялись взволнованными взглядами. Первым овладел собой Темыр и тихо спросил:
- Как поживаешь, Зина?
Смущенная девушка глядела в сторону и еле ответила на приветствие: где уж тут ей справляться о письме!
Темыр заговорил, не подымая глаз:
- Мне хотелось, Зина, сказать тебе кое-что, а здесь не очень удобно - на дороге. Можно отойти в сторону.
И он взглянул на нежное лицо девушки, смутившись не меньше ее. Зина еле внятно произнесла, что она согласна, и тихонько свернула на тропинку, по которой только что шла. Все-таки Темыр должен ей что-нибудь сказать о письме. Он молча вел лошадь под уздцы и следовал за девушкой. Отойдя немного, они остановились.
- Мы встретились случайно, - торопливо произнес Темыр. - Ведь тут нет ничего неприличного, не правда ли? Кто увидит нас в лесу? Ни голубь, ни какая другая птица наших слов не перескажет.
Зина чуть улыбнулась. Она ломала веточки, сдирая пахучую коричнево-зеленую тонкую кожицу.
- Ты знаешь, Зина, живу я в сакле один, близких лишился, добра у меня немного, о тебе, Зина, я думаю день и ночь, живу тобою, люблю тебя, но…
На этом «но» он оборвал речь и так тяжело вздохнул, словно на его плечи давил невидимый груз. Зина увидела, как его рука, державшая повод, задрожала. Он крепко прижал ремешок плети к черешневому кнутовищу и подавленно продолжал:
- Любовь к тебе мучает меня, и часто в тоске я не помню, что делаю, что говорю. - Он встрепенулся. - Знаешь что со мной произошло?
Зина вопросительно подняла брови.
- Это было совсем недавно. Был полдень. Я расстелил в тени коврик, подложил под голову валик и…
Зина подумала, что он сейчас скажет о письме.
- Мне показалось - что-то сильно ударило по голове, я приподнялся, а с головы слетел легкий листок ольхи, всего только листок. Подняв его, я подумал: «Это он виноват в том, что у меня горе». Какая странная мысль, правда, Зина?
Зина, бледная, смотрела на Темыра.
- И я опять с горьким чувством ощутил свое положение. Ведь вот другие отдаются делу, хозяйству, у них есть надежды, они строят дома, а я думал, что у меня нет ничего, кроме худой сакли, - я одинок, я беден, и я так тебя люблю, Зина!
- Что же дальше?
- Тут чей-то голос окликнул меня. Это был твой отец, он искал буйволицу. «Что с тобой, дад, не болен ли?» - спросил он. А я так смутился, что, убей меня он, - кровь не пошла бы. Я даже не заметил, как он открыл ворота, и не услышал топота его коня.
Темыр дрожащими пальцами крепко сжал плеть.
Зина далеко отбросила изломанную веточку.
- Почему ты раньше не говорил о себе?
- Что сказать! То, что сейчас… пустое!…
Зина молча заплетала и расплетала кончик косы; она почувствовала, что по щеке сползает слеза, и вытерла ее косою.
- Если сказать правду, мне надо, Зина, разобраться в одном трудном деле. Как только это сделаю, тогда поговорим…
Темыру хотелось взять девушку за руку, но он не осмелился.
- Если ты не возражаешь, через неделю в этом же месте в полдень мы встретимся, а до того времени я уже во всем разберусь… или, по крайней мере, пойму.
Зина с усилием ответила:
- Посмотрим, вспомнишь ли ты обо мне через неделю.
Слова девушки показались Темыру холодными, ему так хотелось, чтобы Зина прониклась его тревогой.
Зина раздумывала: что с Темыром? Может быть, ему стыдно того, что у него нет хорошего хозяйства? Она устремила взгляд, затуманенный слезой, на вершины молодых дубков и словно засмотрелась на них. Ее грусть тронула Темыра, и он произнес потеплевшим голосом: