- Захворал?
- Я и не надеялась, что он до этого вечера доживет, чтобы пали твои болезни на меня, - ответила Мактина. - Уж так он меня напугал…
- Ты нас убил! - не сдерживаясь, злобно упрекнул Мыкыч.
Дзыкур, охая, повернулся к Мыкычу горящим лицом:
- А ты попробуй один! Может быть, сам как-нибудь справишься. А если не выйдет, так, надеюсь, не помру, помогу. Ой, боже мой, боже мой! - и он, застонав, заметался в постели.
- Револьвер! - со злостью прошептал Мыкыч.
Чуть не падая, Дзыкур доплелся до вороха соломы во дворе и, не дотрагиваясь до блестящего револьвера, показал на него глазами. Мыкыч и слова не сказал, не доверяя болезни этого человека, и молча вышел со двора. Он сам расправится с врагами.
- Будь что будет, - бормотал он, медленно пробираясь в темноте к дому Михи. - Удастся - выстрелю, не удастся - вернусь.
Дзыкур тем временем соскочил с постели и поспешно натянул на себя одежду. «Скорей… Скорей…»
…Мыкыч крался вдоль плетня; он притаился на миг за толстым стволом старой ольхи, а затем, вымерив глазами расстояние, быстро подбежал к хлеву Михи. Раскидистый орешник прикрывал хлев, по другую сторону блестели окна дома. Мыкыч спрятался за углом хлева, наблюдая за дверью и окнами, и, когда двери заскрипели, он выполз из-за угла, но внезапно на него набросились люди и немедленно обезоружили. Он молча рвался, - его держали крепкие руки.
Когда Мыкыча привели в освещенный дом, он почувствовал, что чья-то рука крепко сжимает его плечо. Обернувшись, он увидел Дзыкура. Рядом стояли Миха и Темыр.
- Быстро же ты выздоровел, Дзыкур! - сказал Мыкыч со злобой. - И хорошо спасаешь меня! Пусть бог так спасет тебя и твою семью.
Дзыкур рассмеялся тоже сo злобой.
- А ты думаешь, меня исключили из партии, так и из числа людей выбросили! Пусть кровью хлынет мой труд, проглоченный тобою, бессовестный. Сколько я страдал из-за тебя.
Дзыкур плюнул Мыкычу в лицо.
Работой в колхозе Зина хотела заглушить боль по Темыру.
Он уехал, не простившись. Он снова в Москве. Пусть все останется в прошлом!
Девушка жалела только о том, что не оставила себе носового платка Темыра … Какие смешные воспоминания, какие ничтожные заботы! Ну что ей в этом платке?
Темыр, конечно, от нее навсегда ушел, уехал в Москву, и все, что было между ними, станет навеки прошлым. Надо приучаться жить одной и выполнить то, что обещала себе, - так и состариться в девушках.
Теперь Зине остается только работать и работать.
Когда мужчины на поле присаживались покурить, Зина уговаривала их подняться: ведь работать можно и с папиросой в зубах. Отец, которому она не могла сказать и слова, часто спорил с нею.
- Глупая, - укорял он ее, - что с тобой приключилось в последнее время? Тебя истомит работа. Кто же так трудится.
Если бы она сказала этому безвольному старику, почему она не щадит сил своих, он пришел бы в ужас. Зина не глядела на отца и уверяла, что совсем не устает.
За хорошую работу колхозное руководство премировало ее. Ее портрет был напечатан в абхазской газете, и теперь Зину знали не только в родном колхозе - широко по всей Абхазии разнеслась слава труженицы колхозных полей, лучшей из ударниц.
Стояла страдная пора - низка табака. Однажды, когда едва забрезжила заря и отец с матерью еще спали, Зина тихо соскочила с постели, легко ступая, вприпрыжку, как дрозд, пробежала по комнате, бесшумно взяла одежду, в кухне наспех позавтракала и тихо вышла.
Она вихрем пронеслась рощей, на берегу реки присела на камень и сняла чувяки. В это время следом выбежала мать, окликая Зину, и в гневе набросилась на дочь.
Этого Зина боялась больше всего. Селма негодовала, бранилась. Дочь осмелилась пойти на работу во вторник! Вы подумайте! Ведь вторник в семье почитался священным днем, а эта девчонка осмелилась осквернить обычай дедов!
Селма причитала:
- Ох, горе! Сейчас же вернись. Слышишь? Немедленно!
- Хорошо. Зачем ты так кричишь, мама? Я вернусь. - Зина держала в руках свои чувяки. - Только что же будет с табаком?
- Что бы ни было! Или ты забыла? Сегодня вторник, ты должна вернуться.
Селма схватила дочь за плечо. Зина слегка сопротивлялась, но, увидев, что мать не отпустит, прибегла к хитрости:
- Мама, но что делать, если я дала обет?
- Обет? Ах ты, глупая! Пусть сегодняшний запретный день, наш «амшхиарс», не заступится за тебя и никогда не выручит.
Ворча, старуха побрела домой.
Когда Зина прибежала к табачному сараю, уже все были в сборе и нанизывали на длинные иглы табачные листья. Зина присоединилась к работающим.