К вечеру Зина нанизала много табака и, аккуратно уложив его в сарае, пошла домой. Она с беспокойством ждала, что скажет мать. Дома Зина застала беспорядок: вещи разбросаны, отец в постели. Увидев дочь, Селма разразилась бранью:
- Вот как ты бережешь отца! Наш бедный «вторник»!… Посмотрим, как ты теперь выкупишь отца у господа бога…
Зина побледнела. Казалось, режь ее - кровь не пойдет. Она подсела к Ахмату и то поглаживала его горячие руки, то глядела ему в глаза, наполнившиеся мутью. Как страшно было подумать, что этот человек мог убить Мыту…
Она клала на лоб отца холодные компрессы, отирала стекающие с его щек капли воды и вспоминала, как Темыр своим носовым платком отирал ее слезы.
Зина не была суеверной, но ей тяжело было слушать обвинения матери, что Ахмат заболел по вине дочери, что она принесла его в жертву, нарушив запретный день.
К ночи Ахмату стало хуже, его трясло. Всю ночь девушка провела у постели отца, а утром Селма, торопливо одеваясь, приказала дочери скорей собираться - они пойдут к знахарке Мсыгуде. Напрасно Зина умоляла мать разрешить ей привести врача, - старуха накричала:
- Врача тебе нужно? Или ты не видишь, что твой отец в огне, - чему тут поможет врач!… Что ж, пусть «вторники» будут сами по себе. А ты иди в колхоз, работай там по вторникам, негодница, нарушай наши запретные дни! Бог святого дня - Амзыз - покарал за это твоего же отца.
Зина жалобно глядела на неподвижно лежавшего Ахмата, слезы выступили на ее глазах.
Селма открыла дверь и властно крикнула:
- Выходи!
Девушка, утомленная бессонной ночью, пошла за матерью. Возражать Селме было бесполезно. Селма непоколебимо верила знахаркам, предсказателям и никогда не позволяла говорить об их невежестве. В запретный день Селма обычно не разрешала работать, что-либо выносить из пацхи, давать соседу: все это «цасим» - тяжелое нарушение правил. Селма знала великое множество пусть и мелких, но очень важных правил.
Они вошли во двор к Мсыгуде. Горбунья лежала на тахте. К тахте была прислонена палка с железным наконечником. Путаясь в черном платье, опираясь на палку, знахарка медленно приподнялась. Выпуклые глаза выпирали из покрасневших, глянцевых век; она пыталась улыбнуться гостям.
- Из-за тебя, милая, поднимаюсь, только из-за тебя, Селма. Иначе разве я бы встала? Заходи, моя милая, заходи!
Она расцеловалась с Селмой и прикоснулась холодными, липкими губами к щеке Зины.
Селма умела быть вежливой:
- Да сохранит тебя господь бог, Мсыгуда! Да пошлет тебе светлую радость! Как живешь ты, как твои сыновья?
- А вы как поживаете, нан Селма, и старые, и молодые - все в вашей семье? Здоров ли Ахмат? А это - твоя? - спросила Мсыгуда, впиваясь бегающими, как ртуть, глазами в Зину.
- Она-то моя - да обойду я вокруг тебя! - только ее несчастный отец со вчерашнего дня захворал, очень напугал нас!
- Чем он болеет?
Да что с ним! Горит, как в огне, день и ночь горит, похоже, поразил его гнев Амзыза.
- Хай, нан! Если так, то это, конечно, гнев божества.
Опираясь на палку, Мсыгуда с кряхтением, похожим на стон, поднялась, достала из сундука маленький узелок с фасолью, развязала крючковатыми пальцами, разложила глянцевитые фасолины и, собрав кучу, высыпала на табурет, разровняла и снова собрала в кучу.
- Заговори их, нан, - произнесла она и подала несколько фасолин Селме.
Селма поднесла их к губам, пошептала и вернула Мсыгуде.
Знахарка опять бросила фасолины на табурет, и они рассыпались в разные стороны.
- Вы в колхозе, нан Селма? - спросила Мсыгуда, внимательно рассматривая фасолины.
- В колхозе, да обойду я вокруг тебя.
Селма исподлобья пронизывающе взглянула на дочь.
Мсыгуда спросила:
- А есть у вас свой запретный день, нан Селма?
- Как же. Не работаем… не должны работать по вторникам.
И Селма еще суровее взглянула на Зину.
Мсыгуда покачала головой, не сводя глаз с фасолин.
- Да ведь вы, оказывается, нарушили свой день, да поразит меня смерть! Так и есть… - она пошевелила фасолины. - Гнев святого дня уложил Ахмата.
Зина проклинала про себя Мсыгуду и подумала: «Убила меня».
- Колхоз и запретный день не в ладу, нан Селма, они не могут мириться друг с другом. Как же так случилось в вашей семье? - Мсыгуда, не поднимая головы, медленно разбирала фасолины. - Как вы очутились в колхозе? Ведь вы люди неглупые…
Селма была мрачна и смущена.
- Да уж так случилось, милая, что делать.
Зина сердито взглянула на знахарку. Она хотела бы с ней заговорить, но из страха перед матерью смолчала.